Национальность Господа

^{Фото: Reuters}

Дмитрий Травин

научный руководитель Центра исследований модернизации, журналист.

Размышлять о том, каким должен быть особый путь России, столь же неинтересно, как доказывать, что он не существует. Любопытно понять иное: почему так много людей у нас верит в особый путь?

Cтоит покопаться в ментальных историях других стран, как сразу выясняется, что именно поиск особого пути сближает народы.

Еще в XVI веке этим делом занялись португальцы. «Как выяснилось», само существование Португалии входило изначально в замысел Бога. Он лично спустился на Землю, чтобы создать новое государство, и беседовал об этом с военным лидером Афонсу Энрикишем. В произведениях различных авторов можно обнаружить, что португальские герои превосходят всех прочих, включая Александра Македонского, Траяна и т.д. «Нет на известной нам Земле народа, которому все люди были бы обязаны больше, чем португальцам», — отмечал один из апологетов.

«Особый путь» был и у Польши. Выразился он в так называемой идеологии сарматизма, достигшей расцвета в XVII веке и предполагавшей, что шляхта произошла от древних сарматов. Суть теории состояла в убеждении, что сам Бог покровительствует Речи Посполитой. И потому среди шляхты пользовался популярностью миф о Польше как об оплоте христианства, убеждение, что именно Речь Посполитая призвана защитить христианский мир от его многочисленных врагов.

Сербский миф об особом пути противоположен польскому. Поскольку Сербия не смогла прославиться великими подвигами на земле, особый путь народа стал трактоваться как путь построения «Небесной Сербии», которую образовали миллионы праведников, достигнув тем самым цели, поставленной перед народом самим Господом. А в чем же цель? Православным народам, полагал cв. Николай Сербский, предстоит спасти человечество.

Особые страдания, которые пришлось претерпеть сербам, согласно трактовке св. Николая, являются признаком богоизбранности, «ибо кого Бог любит, того и наказует». Много мучились на своем веку и другие народы, но ни один не претерпел таких мук. Даже русские на треть не страдали, как сербы.

Англичане тоже полагали в свое время, что они — не как все. В середине XVI века можно было услышать странные заявления о том, что у Бога есть национальность. «Господь — англичанин» — заявил, к примеру, будущий епископ лондонский Джон Эйлмер. Он призвал соотечественников благодарить Господа по семь раз на дню за то, что тот создал их англичанами, а не итальянцами, французами или немцами. «Господь со своими ангелами сражался на ее (Англии) стороне против чужеземных врагов», — напоминал епископ.

Более четко оформилось представление о том, что англичане избраны Господом для особой миссии, в эпоху революции. Как евреи времен Ветхого завета имели особый договор с Богом, так и англичане времен восстания пуритан считали себя вторым Израилем, постоянно возвращаясь к этой метафоре в парламентских спичах и памфлетах, а также в церковных церемониях.

Наконец, Германия. Немцы долгое время противопоставляли свою великую Культуру тлетворной Цивилизации западных стран. Даже лучшие интеллектуалы чувствовали себя представителями иного мира.

Макс Вебер считал, что культурная задача Германии — не допустить господства американизма в мире. «Просить немца быть приверженным тому, что народы Европы называют свободой, — писал Томас Манн, — было бы… равнозначно требованию к нему совершить насилие над своей природой».

Откуда же все это бралось? Как правило, эпоха «обострения» поисков особого пути у всех народов приходилась на времена бедствий. Для Португалии — это годы поглощения Испанией. Для Польши — «потоп», шведская интервенция. Для Англии — революция и распад старого государства. Для Германии — эпоха модернизации, когда предпринимались попытки догнать успешных западных соперников.

Фрустрированное общество ищет внутреннего комфорта на особом пути. Спокойно развивающееся, успешное общество перестает заниматься подобной философией, поскольку она уже не выполняет терапевтической функции.