ДЕД - СТО ЛЕТ

ДЕД – СТО ЛЕТ  

   Вечернее небо слегка потрескивало от небольшого грома, который никак не мог войти в полную силу. Слегка басисто и недовольно пророкотав, он стихал. А потом, словно отдохнув, снова подавал голос. Изредка вырывались мелкие, искривлённые молнии, и, полоснув пропитанный жаром за день воздух, исчезали. Другие, разорвав зыбкую темноту, стремительно впивались в землю. Иногда срывался мелкий дождик и, побарабанив по земле, прекращался.

    Мы: я, Вася, Сергей – друг Васи и дед Фёдор: столетний старик, который собрался стартануть ещё лет на десять, сидели в летней кухне и попивали домашнее виноградное вино.

- Вишь, - сказал дед, глядя в окошко, - небо тужится, тужится, а разрядиться в полную мощь не может. Пшикает.

- Не отвлекайся, - сказал Сергей. – Пей вино. На небе тебя вином не угостят. Отпорют палками.

— Это за что, - взъерошился дед.

- Потому что ты неподобающее слово о небе сказал: пшикает! Оно что, как человек со вздутым животом?

 - Не понимаешь, - буркнул старик и разразился громоподобным чиханьем, от которого даже малость потемнело в кухне.

- Ты, дед, так чихаешь, что в кухне свет мельчает, - бросил Сергей, - а если сморкаться начнешь, что будет?

- Вы что со сморканьем, что без сморканья одни и те же, - отрезал старик.

- Но, но, - Сергей стукнул кулаком по столу. – Мы ребята такие, что сколько по макушке не бей, в землю не вгонишь. А расскажи – ка о себе. Ты в жизни пшикал?

- Да что говорить.

   Дед хватанул стакан, забросил ногу за ногу, и, развалившись на стуле, держа сигарету между двумя пальцами правой руки, задымил кольцами.

- Ты смотри, - сказал Вася. – Не дед, а фраер. Кепку ещё на твою лысину набекрень кинуть и золотой зуб вдолбанить. Подкудрявиться в одежонке. И молодуху на колени? Потянешь?

- Ещё как! – Дед подтвердил свою решимость похлопыванием ниже живота. – Старуха, хотя и моложе меня, на двадцать лет, обессилила в этом отношении, но стала бойцом, передовиком перестройки. Таскает шкафы, столы из комнаты в комнату. Я спрашиваю, зачем, а она в ответ: перестраиваюсь. Я, ребятки, не дед и не фраер, как говорите вы, а цельная историческая реликвия. Раритетный человек. Русский корень. – Он поднял в верх мозолистый, указательный палец.

- Что – то ты, дед, много медалей на себя повесил, - буркнул Вася. – Сними малость, а то от их тяжести завалишься.

- Не завалюсь. Вот почему я так говорю о себе. – Старик выпрямился, выгнул грудь и защёлкал -  Я и винтовку в руках держал, и шашку на коне, и пулемёт на горбу, и трактором, и комбайном рулил, - без передыха выпаливал  он, - и двигателем индустриализации был, и на педали гласности жал, - завихрился старик, натолкал бы ещё  больше слов, но за вином всем хочется поговорить, своё слово выставить и выбили пальму первенства у деда, обсыпали.

- Козлодрал.

- Баламут.

- Упадок перестройки.

- Хрен вам, - спокойно ответил дед. -  Скорее перестройка загнётся, чем я. Она сейчас железом напитывается, а потом ржаветь станет. Как и раньше было. Человека вырубили и сдулись. Пшикнули.

 - А ты во что пшикнул, - насел Сергей.

- В сто лет, - улыбнулся Вася.

- Ага, - отрубил дед. -  В сто лет. В пенсию.  А что я могу сказать о нашей пенсии? У нас пенсия позволяет человеку не жить подольше, а умереть побыстрее.

- Махнул сто лет и ещё недоволен, - кольнул Сергей. – На пенсию жалуется.

- На пенсию не жалуюсь. Констатирую факт.

- Просвети нас, откуда у тебя такая живучесть? Бегаешь по станице, как молодой, да ещё за девками пытаешься ухлёстывать пьёшь, куришь, материшься. Рубили мы с тобой сегодня дрова на баньку. Ты раза в два чурок больше нарубил, чем я и быстрее. Тебе сотка, а мне половина сотки. Может быть ты из другого материла сшит, чем другие?

- А хрен его знает? - Дед лихо закатал новый стакан. -  Может и так.

- С родословной, как у тебя?

- Никто из родословной за шестьдесят лет не выскочил. Это был порог. Я тоже в такую очередь стал.  Настроился на шестьдесят. Пронесло меня. Покатились годки за годками, как вновь родился и радость с ними. Может из материала радости меня и сшили? Таскаю, таскаю, а он на износ никак не идёт.

- А почему, - вклинился Вася.

- Да потому, что радуюсь я жизни.

– Дед стукнул кулаком. -  Я её полюбил, а она меня. Вот и не хотим расставаться, - засмеялся старик. – Силушка во мне не убывает, а прибивает, через край начинает бить, когда я думаю, кто ж такую махину со звёздами, небом создал. Смотрите в окошко.

   Небо светлело звёздами, которые стирали темноту, отгоняя её всё далее и далее.

— Это, какую же силищу нужно иметь? Бог или она от века. Не было у неё начала, не будет и конца. У меня каждая клеточка радуется, когда я смотрю на эту красоту. Всё живое, с ним нужно уметь только уживаться, дух его понимать, душой и сердцем чувствовать, а не шкварчать словами, - распалялся дед.

   - Моя радость жизни меня на сто лет и вытянула. Думаю, что ещё лет на десять запряжется. Вася, - строго прикрикнул он, - не жилься. Тащи новую бутыль и радуйся, что у тебя виноград так попёр, и ты друзей угощаешь. У тебя в погребе чего только нет. Весь забит. Трясешься над ним. Спишь неспокойно. Всё тебе снится, что твои огурчики, помидорчики, грибки… утянут. Ночью бегаешь замок погребный смотреть, не взломали. Ты сделай радость людям.

— Это как же её сделать?

- Да просто, - небрежно бросил дед. -  Я тебе помогу. Завтра берём тачку, грузим твой погреб на неё и на базар.

- Продавать, да. Я на старость его берегу.

- Ну, и дурак. Смерть прельстится твоим погребом. Прихлопнет тебя, а погреб себе в котомку. А мы её надуем, поставим тачку и налетай народ. Бесплатно. А косой дулю скрутим. Вот так.

   Дуля вышла увесистой и хорошей, но Васе не понравилась. Он хотел, что – то сказать, но вместо слов послышалось бульканье.

- Не булькай, Вася – Дед так приложился к его спине, что Вася чуть не слетел со стула. – Это от жадности. Вот вам, ребята, и пример. Ну, разве может природа полюбить человека, который не радостные слова говорит, а от жадности булькает. Не может, - рубанул он. – Вот и отгадка, из какого материала сшит Вася.

   Вася наконец пробулькался и как коршун налетел на деда.

- Ты, дед, это, как его. Не из материала жадности я сшит, а из хозяйственного.

— Это нужный материал, - деловито сказал дед, - но не крепкий. Есть материал радости, любви, добра… Такой на полках не залёживается.  Так как в отношении завтра?

- Отлепись.

- Эх, ты, Плюшкин. Знал я его, - забушевал дед. -  Я в те времена у него в крепостном праве был. Он копил, копил, и всё сгнило. В соломенном гробу его хоронили.

- Ты, что несешь, дед. Застаканился. Плюшкин, когда жил. Одни кости остались.

- Правду говорю. Я работал на него, потом умер, после переродился. А вот Вася от Плюшкина пошёл, не перерождаясь. Ему природа только лицо сменила, а душу оставила такой, какой она была у Плюшки. Погреб ты, Вася, болотный человек. Когда археологи найдут твои кости, то, что они скажут? А. Я спрашиваю тебя, Вася.

- Дед! – взорвался Вася. -  Я тебе сейчас морду набью и в кадушке заквашу.

- Вася, - снисходительно сказал дед - Для того, чтобы мне морду набить и заквасить, нужно таких, как ты два десятка. У меня кулак не ватный, а железный. Я при Советской власти, правда и сейчас власть советская, но кое – где обломана. По форме и прошедшая, и нынешняя отличаются друг от друга, а по существу, нет. Так вот. Я при советской власти долбанул одного верхнего, так он не грудью на меня пошёл, а в милицию побежал. Я в милицию не бегаю и в полицию не побегу, а в чистом поле. Один на один. Выходи, Вася.

- Ну, держись, дед. Навешаю сейчас, - не выдержал Вася.

   Он встал. Поднялся и дед.

- Вася, - вдруг загорланил дед. – Серёга в погреб полез за бутылью вина.

   Вася повернулся. Дед и заметелил его в поясницу, Кувыркнулся Вася.

- Ты что ж, зараза, бьёшь, когда я не готов.

- А ты всегда будь готов. Не будешь – готов, то и курица заклюёт. В пионерах был? Был. И что забыл? «будь готов» - «всегда готов».

   Дед сел, лихо закинул ногу за ногу и закурил.

- Вася! - успокаивающе сказал он. -  Не обижайся. Я по-дружески махнул. А если б не по – дружески, то дубасили бы тебя сейчас палками на небе за жадность. Тащи новую бутыль.

- Да она у меня одна осталась.

— Вот и хорошо, - смачно сплюнул дед. -  Мы ею поминки справим по опорожнённым. А ещё…

   Дальнейшие слова заглушил взбесившийся гром. Небо, словно прорвало. Хлынул ливень. Хорошо. Природа бушует, а мы в тепле, сухие, за виноградным вином пшикаем...