У-у, секты!

На модерации Отложенный

Главный сектовед страны Александр Дворкин уверен, что, хотя в законодательстве и нет термина «секта», использовать его можно и нужно:

Если мы будем исследовать, как она (секта) оценивается религиоведением, богословием, то мы имеем право употреблять те термины, которые свойственны этим наукам… Сектантов можно называть сектантами и использовать это понятие в суде.

Слово «секта» в религиоведении и богословии правда используется, правда, часто так, как Дворкину вряд ли понравится. Например, богослов второго века Тертуллиан, писавший на латыни, называет сектой (лат. secta) собственно христианство:

Однако это – сущность нашего учения, это происхождение нашей секты и нашего учения с ее Основателем («Апология», часть 1, абзац 21).

Религиоведы тоже называют сектами совсем не то, что нужно Дворкину. В частности, большинство религиоведов не относят к сектам ни пятидесятников-харизматов, ни свидетелей Иеговы. Называть сектами любителей творчества писателя Мегре или художника Рериха тоже не решится ни один уважающий себя религиовед. И толку тогда от этого слова?

Но здесь интереснее другое. Почему вообще Дворкин и другие отечественные борцы с еретиками так активно популяризуют термин «секта»? Ну признаем мы кого-то сектой, и что от этого изменится? Мне часто приходится слышать возражение в духе «вы же секта» (или разоблачительно-триумфальным тоном: «Ага, а вы – секта!»). Допустим, секта, и что дальше? Разве есть закон, запрещающий состоять в секте? Вроде бы нет такого. Что плохого в сектах кроме того, что они не нравятся Дворкину? Если уж на то пошло, то между членством в презренной секте и в обласканной властью государственной церкви я всегда предпочту первое, из чисто библейских и христианских соображений.

А что изменится, если ввести этот термин в законодательство и черным по белому прописать: в России запрещаются все секты? Возникнет совершенно неразрешимая задача определения сект и отличения их от несект. Нужно будет законодательно прописать критерии, позволяющие определить, что группа А – секты, а группа Б – не секты. А как это сделать так, чтобы православие и другие «традиционные религии» оказались в группе Б, а не А? Например, можно назвать сектами те религиозные группы, которые нарушают закон. Но ни свидетели Иеговы, ни большинство других «сект» не нарушают ни один закон Российской Федерации (кроме закона об экстремизме в новой редакции, который с таким же успехом нарушает и РПЦ, потому что его невозможно не нарушать).
Или можно запретить всех, кто что-то «запрещает», «посягает» или «препятствует». Тут опять тупик, потому что тогда придётся запретить иудаизм с исламом за то, что они запрещают есть свинину, а православие – за то, что оно запрещает монахам и епископам жениться (ну и за многое другое в этом роде). Конечно, это неверная постановка вопроса. Никакая религиозная организация ничего не запрещает; она лишь формулирует точку зрения на какой-то вопрос, а придерживаться ее или нет, каждый гражданин решает самостоятельно и добровольно исходя из всего объема своих конституционных прав.

Проблема современной российской ересиологии в том, что нет ни единого критерия и признака, который можно было бы прописать в законодательстве таким образом, чтобы поставить «секты» по одну сторону черты, а «традиционные религии» – по другую. Единственный выход – избирательное правоприменение, когда некий закон изначально прописывается максимально широко, а затем по нему выборочно репрессируются лишь неугодные группы. Что сейчас и делается с законом об экстремизме. Но для этого вовсе не обязательно проталкивать в общественное сознание и законодательство ярлык «секта», вполне достаточно уже существующей терминологии. Например, существует термин «преступная организация», чем он плох?

Конечно, самый эффективный способ – прямо и честно, в отдельном законодательном акте, запретить конкретные неугодные группы. Написать: свидетели Иеговы, неопятидесятники, кришнаиты, сайентологи, «Фалуньгун» и т. д. запрещены на всей территории РФ. Но для этого у власти пока не хватает смелости и политической воли.

Что касается термина «секта», у него нет ни юридического, ни религиозного смысла, и от его использования ровным счетом ничего не изменится, разве что появится лишняя путаница. Бессмысленное, непонятное ни обывателю, ни юристу, слишком широкое с точки зрения богословия и слишком бесполезное с точки зрения религиоведения, это слово используется просто для запугивания населения, как синоним термина «враги народа». Это любимая игрушка сектоборцев для внутреннего пользования и одновременно страшилка для домохозяек и бабушек. В СССР пугали врагами народа, в Германии пугали евреями, а в современной России пугают сектами. Чем плохи все эти группы, объяснять необязательно, главное – посильнее напугать. С чем Дворкин, безусловно, хорошо справляется.