Герои Успенского объединяют нас в нацию сильнее, чем герои Толстого

Матроскин и Гена одинаково «свои» менту из увэдэшной пыточной и профессору хирургии, Людмиле Мизулиной и Филиппу Киркорову, Гарри Каспарову и Александру Проханову, а между ними не так уж много общего. «Товарищи, вы будете смеяться, но нас опять постигла тяжелая утрата», – шутили про дикторов госТВ времен гонки на лафетах. Сейчас опять актуально, но шутки прочь.

 Смеяться – да, возможно. У хороших сатириков смеются даже на похоронах, их библиография работает сама за себя (к примеру, в 2005 году вышла книга с названием «Кислотный дождь в Простоквашино и другие весёлые истории»).

 Утрата – да, очень тяжелая. Тяжелее в схожих обстоятельствах было только шведам: в представлении многих из числа их соседей, Астрид Линдгрен – это примерно половина всей Швеции, то есть её культурного веса.

 Только вот не «опять»! Людей с такой национальной значимостью, как у Эдуарда Успенского, хоронят крайне редко. Это особые случаи в жизни любого народа, некоторым народам недоступные вовсе.

 Не так важно, нравятся ли вам «Трое из Простоквашино», считаете ли вы «Крокодила Гену» остроумной книгой, пели ли вы в караоке «Антошку» и похож ли ваш тесть на одного из братьев Колобков (они же – братья Пилоты). Важнее, что вы о них знаете и строчку «палка-палка-огуречик» тоже обязательно продолжите.

 «Ну и что это за народное творчество?» – восклицал его персонаж. Оно самое и будет. «Кто там?» – вопрошал другой. Там творец национального масштаба.

 Герои Успенского и их фразы объединяют нас в большей степени, чем герои Толстого, Достоевского, Чехова, проигрывают в этой странной дисциплине героям Пушкина, но соревнуются на равных с героями читера Гоголя, что призвал в подкрепление ведьм и бесов Малороссии.

 Как литературные символы национальной памяти, законно закрепляемой в бронзе где-нибудь в центре Москвы, они заслуживают Малой Бронной и Патриарших прудов больше, чем герои баснописца Крылова. По крайней мере за ними не маячит баснописец Лафонтен. Наоборот, «Гарантийные человечки» Э.Ю. маячат за сверхпопулярными нынче «Фиксиками».

 Герои и фразы Успенского объединяют нас в нацию вне зависимости от ваших страты, пола, возраста, профессии, уровня доходов, ученой степени, политических взглядов, сексуальной ориентации, а в ряде случае и этнического происхождения – примерно по ним и проходят границы «русского мира».

 Матроскин и Гена одинаково «свои» менту из увэдэшной пыточной и профессору хирургии, Людмиле Мизулиной и Филиппу Киркорову, Гарри Каспарову и Александру Проханову, а между ними не так уж много общего.

 Герои и фразы Успенского откликаются в них и в десятках миллионов наших «я» больше, чем экспортный бренд матрешки, ведь матрешка не милая и не котик.

 Герои и фразы Успенского – часть культурного кода огромного народа, давно перешагнувшего границы не только стран и континентов. Мы узнаем друг друга по Чебурашке, по узнаваемости Чебурашка соперничает с Медным всадником и улыбкой Гагарина, а у гимна выигрывает по антирейтингу: антисоветчики в стране есть, а античебурашники скрываются.

 Ненавистники самого Успенского скрываются не всегда, но существуют только по одной причине: все вышесказанное про своих героев, свои фразы, свое наследие он прекрасно знал.

В цехе детских писателей вообще все знали, что сопоставимого по проникновению вклада в народ, страну, язык и культуру они не осилят.

 То, что называют «сложным характером» и «сутяжничеством», в случае Успенского было борьбой за честь национальных символов, которую он вел по праву их создателя. Карамель «Чебурашка» от «Красного Октября» была куском дряни. А покушавшееся на продолжение «Простоквашино» госТВ пыталось отправить Матроскина на строительство метро.

 Еще раз: Матроскина, нашего уютного и хозяйственного котика с коровой и лапками – на строительство метро! Вы там рехнулись?

 Как хранитель национальных символов Успенский на равных бодался с государством, охочим до этих символов на направлениях особой патриотической значимости: Чебурашка представлял Олимпийскую сборную и летал на МКС, братья Пилоты рекламировали ОСАГО, а Дядя Фёдор с компанией отрабатывают сейчас планы по импортозамещению в мультипликации именем Минкультуры.

 Ему платили тогда, когда имели право не платить по букве закона, и как будто робея – в знак признания заслуг. Деньги он брал, но от государственных наград отказывался с начала «нулевых» и власти не жаловал, всегда противопоставляя их Родине (которую учил и завещал любить). Другими словами – брал широко и имел на то полное право: Чебурашка с Матроскиным еще не один государственный режим переживут.

 Он имел резкое мнение и по многим другим вопросам. Но озвучивал его только тогда, когда прямо о том просили, а вперед с этим мнением не лез, интервью давал редко и занимался подчеркнуто своими делами, упрямо сидя в родном Подмосковье как патриот языка, земли и воли, спокойный, будто пригревшийся крокодил.

 Крепость и значимость своего наследия он, повторимся, знал. За ним стояли миллионы. И вот вам документы – усы, лапы, хвост. Всё вместе – неприкосновенная святость детства.

 Неуступчивый, едкий и принципиальный в мире взрослых, Успенский был не просто любим, а бесконечно ценим детьми за то, что умел говорить с ними на равных. Он уважал их, их мнение, их правила и их фольклор, применяя почти академический подход к «страшилкам», дразнилкам и дворовым песням (см. «Красная рука, чёрная простыня, зеленые пальцы», «В нашу гавань заходили корабли» etс.).

 Но главное – он последовательно защищал права детей. Не в том смысле, как это делают благотворительные организации и соцработники, а права детей как личностей. Он будет защищать их права даже после смерти. Через свои книги, где каждого ребенка отличает самостоятельность, – в мире этом. А к «яжематерям», задушившим в своих «детках» личность, научивших их беспомощности и запеленавших в инфантилизм, обязательно явится в мире другом с рогаткой и крысой в сумочке, чтоб было весело и страшно.

 Будучи постмодернистом и сатириком, он называл свои сказки проповедями, а где проповеди – там и заповеди. В день его похорон мы как нация, которой он дал столь много, можем отставить фирменный постмодернизм с говорящими крокодилами – и обратиться к модерну.

 Мы можем торжественно поклясться ценить то, что объединяет нас, защищать то, что стало частью нас, и чтить его заповеди на национальном уровне (а с отказниками всё как-то сразу станет ясно).

 Текст Дмитрий Дабб