Путин возвращается в Кремль

CIVITAS.RU
ПРЕСС-ОБЗОР

Поменять ставку
Возвращаясь в Кремль, Владимир Путин совершает рискованный поступок. Ему придется организовать русское экономическое чудо с опорой на новые слои — предпринимателей и средний класс. Что повлечет за собой и глубокие политические изменения

Факт остается фактом: это третий срок. Не запрещенный буквой Конституции, которая гласит «не больше двух сроков подряд», но сомнительный с точки зрения ее духа. На съезде ЕР Путин сказал: «Договоренность о том, что делать, чем заниматься в будущем, между нами давно достигнута, уже несколько лет назад». Такое заявление делает ситуацию двусмысленной — то есть Медведев берег президентское кресло для Путина, как об этом четыре года кричала вся оранжевая публика? Тем более что президент косвенно подтвердил факт договоренности: «Мы действительно обсуждали этот вариант развития событий еще в тот период, когда сформировался наш товарищеский союз». Разумеется, в существование жестких договоренностей по 2012 году поверить трудно, хотя бы потому, что Медведев не исключал выдвижения своей кандидатуры. Но слова уже сказаны.

Путин 2000-го и 2004 года мог кому-то нравиться или не нравиться, но он был легитимен. Путин, идущий на третий срок, рискует потерять часть общественной поддержки. Сергей Белановский и Михаил Дмитриев, приводя материалы фокус-групп, в своем докладе пишут, что часть избирателей, в том числе сторонники Путина, могут расценить «рокировку» как манипуляцию. Такие настроения проявлялись еще во время предвыборной кампании Медведева в 2008 году («без нас все решили», «у нас не монархия»), и сейчас они усилятся.

Заявления о былых договоренностях наносят вред и самому институту президентской власти. Путин придал этому институту огромный вес, и до недавнего времени делал все, чтобы вес сохранился и при Медведеве. Например, на премьерском посту демонстрировал субординацию. Если же кабинет в Кремле — это нечто, что можно поберечь до прихода настоящего хозяина, то дело не в президентской должности, а в личной власти, которой обладает Путин.

Действующий премьер-министр уже не вызывает ощущения новизны. Рейтинг доверия к нему постепенно снижается. По данным фонда «Общественное мнение», сейчас ему доверяет 51% жителей России, не доверяет 20% (полгода назад было 57 и 17%). ВЦИОМ приводит данные о снижении рейтинга с 43 до 37% с марта по июль. Это далеко от исторических минимумов, а по международным меркам показатель весьма высокий, однако понижательный тренд неизменен с 2008 года. Когда-то всеобщая популярность помогла Путину восстановить управляемость страны и сделаться самым могущественным из российских политиков. Сейчас этот ресурс постепенно сокращается.

Трудности добавляет и то, что главная политическая опора Путина, партия «Единая Россия», подходит к выборам не в самой лучшей форме. Проект Объединенного народного фронта не дал ей значительного преимущества. Программа ОНФ так и не была опубликована и принята, в качестве программы партия утвердила речь лидера на съезде. При выдвижении кандидатур будущего президента и будущего премьер-министра единороссы сыграли роль статистов. Предвыборная стратегия не ясна. Уход со сцены «Правого дела» и ослабление «Справедливой России» лишают ЕР более или менее содержательных соперников, с которыми можно было бы вести привлекательные для электората дискуссии, кампания станет скучнее, чем могла бы быть. Кроме того, меньше чем за три месяца до выборов единороссам предстоит перестраивать кампанию исходя из того, что их список возглавит Дмитрий Медведев, а не Владимир Путин.

Наконец, в России начался промышленный спад. Если худшие прогнозы развития ситуации оправдаются, это будет первая за двенадцать лет федеральная предвыборная кампания, проходящая на фоне спада.

«Клиенты» и другие

Если отбросить всю демагогическую чушь про «кровавый путинский режим», то к Владимиру Путину как к гос­управленцу можно предъявить одну претензию — это построение патрон-клиентских сетей, базирующихся на личном доверии.

Впрочем, учитывая политический хаос конца 1990-х, а также биографию премьера, такой образ действий вполне понятен.

Наиболее очевидно это было продемонстрировано во время переформатирования нефтегазового и военно-промышленного комплексов в начале 2000-х. В некоторых случаях он давал очевидный положительный результат. Например, «Газпром». Можно сколько угодно его критиковать, но нельзя забывать при этом, что его «сборка» после прихода к власти Путина увеличила капитализацию компании в десятки раз, а налоговые отчисления — в разы. В других случаях результат не так очевиден. Можно вспомнить многократное превышение первоначальных смет газопровода «Северный поток» или объектов Сочинской олимпиады. Не блестяще обстоят дела в Объединенной судостроительной компании и Объединенной авиастроительной компании, сталкивается с хроническими финансовыми проблемами корпорация «Ростехнологии». Но справедливости ради заметим, что первый за последние двадцать лет новый гражданский самолет вышел на регулярные линии.

Критики Владимира Путина, естественно, утверждают, что приоритетные для правительства направления экономического развития (и, соответственно, бюджетных расходов) совпадают с областями бизнес-интересов путинской клиентелы. Другие же, по-видимому, все же более трезвые наблюдатели полагают, что наоборот: путинская клиентела выстраивается в соответствии с избранными им приоритетами.

Без вариантов

Реальная проблема заключается в том, что в России сегодня просто невозможны другие механизмы осуществления экономической политики, кроме патрон-клиентских схем. Это прискорбно, но это факт.

Главный альтернативный вариант — либеральный рецепт «все приватизировать, и пусть невидимая рука рынка построит нам новую экономику» — полностью скомпрометирован реформами нефтянки и энергетики: все поделили, приватизировали, а цены и тарифы растут как на дрожжах, делая российские предприятия неконкурентными по издержкам с иностранными фирмами. Призывы же экономить ресурсы упираются в простой факт: для внедрения сберегающих технологий нужны серьезные инвестиции, которые сегодня никто, кроме государства, все равно профинансировать не может. И если сравнить «либерально-рыночный» проект реформы электроэнергетики, например, с теми же «патрон-клиентскими» ВСТО, «Северным потоком» или даже с «Олимпстроем», то преимущества второго подхода налицо: пусть и задорого, но новые объекты построены. В энергетике же ничего нового после реформы не возникло.

По-видимому, четкое осознание Владимиром Путиным издержек двух указанных подходов вынуждает использовать «ручное управление» экономикой, при котором к осуществлению государственных проектов привлекаются люди и компании, не входящие напрямую в путинскую клиентелу, в частности «олигархи первой волны», — но премьер лично контролирует ход работ и решает возникающие проблемы административно-политического характера. Однако понятно, что такой подход имеет чисто физические ограничения: один человек просто не в состоянии справиться со всеми проблемами, решение которых необходимо для экономического прорыва.

Выход из этого «институционально-технологического» тупика обозначил сам Путин — создание «по-настоящему массового» среднего класса, под которым в первую очередь подразумеваются «предприниматели, создающие реальные товары и услуги». Для них обещается, во-первых, облегчение доступа к госзаказу, в том числе оборонному: «Будем привлекать к этой работе не только предприятия оборонки, но и промышленные, инжиниринговые компании из гражданского сектора». Во-вторых, поддержка экспорта. «Обязательно поможем нашим компаниям, которые пробиваются на мировые рынки с современной продукцией, — пообещал Владимир Путин. — Там все давно занято, процесс сложный, будем использовать возможности институтов развития, вкладывать средства в отечественную фундаментальную науку и передовые исследовательские разработки, укрепление национальной инновационной системы». В-третьих, либерализация администрирования. «Все законопроекты, затрагивающие интересы бизнеса, будут обсуждаться с предпринимательским сообществом, чтобы исключить возможность появления любых новых барьеров и препятствий для деловой инициативы, — по­обещал кандидат в президенты. — У нас должны действовать самые передовые технологические регламенты, и самым коротким должен быть путь от проекта до запуска новой стройки, до открытия нового завода, фабрики, цеха, без издержек и бюрократической волокиты».

И, судя по всему, Путин был вполне искренен, когда заявил о своем убеждении, что «ключевой, движущей силой проектов развития должен стать именно российский бизнес, и прежде всего то поколение предпринимателей, которое все увереннее заявляет о себе, создает конкурентные производства, внедряет инновации, становится лидером и на российском, и на мировом рынке». Но пока новое поколение предпринимателей не набрало достаточно сил, чтобы взять на себя всю ответственность за экономическое развитие страны, придется мириться с патрон-клиентскими схемами.

Расширение клиентелы

«Эксперт» писал, что выбор между третьим сроком Путина и преемником в 2008-м был выбором между личными и системными гарантиями сохранения собственности и власти в руках правящих кругов («Дорогая наша Россия», «Эксперт» № 16 от 25 апреля 2011 г.). Приход Дмитрия Медведева в Кремль означал выбор в пользу системных гарантий, однако выбор не окончательный, поскольку Владимир Путин оставался во власти, а состав правительства и руководства крупнейших государственных компаний в основном оставался прежним. Возвращение Путина в Кремль означает выбор в пользу личных гарантий. Решение проблемы легализации собственности, приобретенной в последние десять лет, откладывается до 2018-го или 2024 года.

За последние годы в России так и не появилось массового и политически оформленного спроса на качественные государственные институты. Отчасти это связано с инерцией — четыре года слишком малый срок по меркам процессов такого масштаба. Отчасти — с низкими темпами экономического роста и низким качеством самого роста, не допускавшими появления массы новых крупных экономических игроков. А отчасти с тем, что модернизация в версии Дмитрия Медведева была точечным проектом, затрагивавшим узкие отраслевые и социальные ниши.

В этом смысле нынешние лозунги Путина — новая индустриализация, 25 млн рабочих мест за двадцать лет, экономический рост на 6–7% в год — предполагают гораздо больший охват. Кстати, впервые эти лозунги премьер выдвинул в мае этого года, когда объявил о создании Агентства стратегических инициатив. И тогда же он предложил, по сути, новый формат промышленной политики — предоставить быстро растущим средним компаниям выход непосредственно на премьера в обход ведомственных бюрократических машин. Если вспомнить встречу Путина с представителями таких компаний, речь как раз шла о том, чтобы в режиме ручного управления устранять препятствия для их роста, содействуя их превращению из средних в крупные.

Дмитрий Медведев пытался расширить политическую опору правящей группы за счет либеральной общественности и среднего класса. Как оказалось, средний класс сейчас равнодушен к традиционной либеральной риторике, которая принята в России. В большей мере его интересует рост зарплат, доступность жилья и образования. А либеральная общественность, с одной стороны, не слишком влиятельна, а с другой — слишком радикальна и склонна транслировать наверх лишь постоянно накручиваемое недовольство.

Если новый формат экономической и промышленной политики обретет реальность, база поддержки политического режима начнет увеличиваться за счет владельцев, менеджеров и сотрудников средних растущих компаний. Можно сказать, что ими будет прирастать и клиентела Путина. Если рост в России будет несырьевым и быстрым, количество рано или поздно перейдет в качество, когда частный бизнес обретет политические интересы и научится их выражать, разрушив тем самым монополию бюрократии на государственную власть.

Но вопрос в том, удастся ли Путину в ближайшее время обрести новое — уже третье по счету — политическое лицо.

Максим Рубченко, Николай Силаев

www.civitas.ru