Сено-солома. Начало

Так о чем это здесь пишут, в этой старой, архивной "Авроре"? Да про любовь! Вот взять ту же повесть "Сено-солома". Жил себе научный человек, в семье, бегал в магазин за продуктом, молоком и хлебом, выбивал пыль из ковров, когда сильно попросят, в меру употреблял портвейное вино, может даже и не курил, и вдруг - бац, вот она! Кто? Да любовь, нежданно-негаданно! А кто ее знает, может и не она, но душу свою герой повести МНС Петя Верлухин будет залечивать долго, тем более что в его научном институте пойдут разговоры о славно проведенном на сенокосе времени и уж, конечно, о его увлечении молодой сотрудницей Татой. Трудно будет Пете.

История эта показалась мне еще тогда интересной, и я вам ее предлагаю. Чтобы "не пропал дух авантюризма"...

Александр Житинский, журнал "Аврора", 1973 год.

* * * * * * * * * *

Записки младшего научного сотрудника

Летом у нас на кафедре тихо, как в санатории. Если по коридору летит муха - это уже событие. Преподаватели в отпуске, студенты строят коровники в Казахстане, а мы играем в настольный теннис.

В этот день была жара, и я не нашел партнера. Тогда от нечего делать решил поработать.

В жару вредно работать. Об этом даже в газете писали. Предупреждали, что не следует злоупотреблять. Поэтому я начал полегоньку. Сел за лазер и плавными движениями стал стирать с него пыль. Я старался, чтобы пыли хватило до конца рабочего дня.

Тут пришла Любочка, наш профорг. Она меня долго искала между шкафами, но все же нашла. Любочка очень обрадовалась и сказала:

- Петя! Какое счастье! От кафедры нужно двух человек в совхоз на сено. На две недели. Дело сугубо добровольное.

- Кормить будут? - зачем-то спросил я. В таких случаях нужно сразу отказываться. Но я сразу отказываться не могу, боюсь обидеть.

- Еще как! - просияла Любочка. И она принялась рисовать картины природы. Молоко, сено, купание в озере, прогулки при луне и прочее.

- Не могу я, - сказал я уныло. - У меня жена и ребенок.

- Дядя Федя согласился, - сказала Любочка. - А у него внуки.

- Ладно, я поговорю с женой, - сказал я.

Жена у меня, надо сказать, очень хорошая женщина. Она умеет решать за меня разные вопросы. Исключая чисто научные. Я сказал ей, что нужно помочь совхозу. Совхоз изнывает от недостатка кадров.

- Знаем мы эти кадры, - сказала жена. - Езжай. Только не теряй там голову. Много денег я все равно тебе не дам.

- Все относительно, - сказал я.

- Кроме денег. Их всегда абсолютно нет.

Мы в очередной раз посмеялись над этим обстоятельством жизни, и тема была исчерпана. Жена вынула из кладовки джинсы, в которых я делал ремонт. Почему-то их забыли выбросить в свое время. По расцветке они напоминали политическую карту Африки, к тому же - рваную.

На следующий день я сказал Любочке, что согласен.

- Молодец! Все равно бы послали, - похвалила она меня.

После обеда нас собрали в актовом зале. Народу набралось человек тридцать. Лаборанты, техники и студенты, которые не успели уехать в Казахстан. Младших научных сотрудников было двое. Я и Барабыкина с аэродинамики. Барабыкиной лет тридцать семь, она давно младший научный сотрудник. Теперь, наверное, уже пожизненно.

Выяснилось, что самым главным будет Лисоцкий Казимир Анатольевич. Он не успел уйти в отпуск, его и прихватили. Приятно, что Лисоцкого прихватили. Это редко бывает.

Дядя Федя сидел рядом со мной и уже строил планы. Тематически его планы всегда известны. Но он умеет их разнообразить нюансами.

- Лучше брать с собой. Чтобы там зря не бегать,- сказал он.

Тут как раз начал говорить Лисоцкий. Он хорошо говорит.

- Товарищи! Нам выпала... - начал Лисоцкий, а дальше я стал регистрировать глаголы. Вся суть всегда в глаголах. Умение слушать глаголы экономит время. И нервную энергию тоже. Глаголы были такие: доказать, показать, умеем, знаем, не знаем, косить, сушить, есть, жить, три раза - будем, хочу предостеречь, пить и выполним. Еще много раз было "должны", но я не уверен, что это глагол.

Я в это время рассматривал коллектив. Сплошная молодежь. Женщин было семь. Шесть молоденьких и Барабыкина.

С этими глаголами я чуть не пропустил, когда и как ехать. Ехать нужно было до платформы Великое. Поселок назывался Соловьевка, а совхоз - " Пролетарский".

- Годится! - сказал дядя Федя.- Значит, должен быть магазин.

Не знаю, почему он так решил.

Нас встретил управляющий отделением. Управляющий был в кожаной куртке и молодой. Веселый и энергичный.

- Ну, сено-солома! - сказал он.- Повышенных обязательств мы брать не будем. Главная ваша задача - это прокормиться. Продукты мы вам будем отпускать. Но только за ваши заработанные деньги. Ясно?

Мы кивнули. Чего же тут неясного? Жалко, что не было дяди Феди. Он бы чего-нибудь спросил. Дядя Федя перед отходом поезда побежал в магазин и не вернулся. В Соловьевку приехал лишь его чемоданчик.

Управляющий сказал, что завтра в восемь в на работу, и ушел, уведя с собою девушек. Их должны были разместить отдельно. А мы заняли большой и красивый сарай с одним окошком. В сарае были нары, больше ничего. Стены внутри были расписаны, как в храме. Здесь я увидел автографы нескольких поколений, афоризмы и рисунки типа наскальных у австралопитеков. Я занял места на наpax себе и дяде Феде и вышел взглянуть на природу.

Сарай стоял на пригорке. В двадцати метрах располагалась летняя кухня. Рядом навес, под которым стоял стол. Это, значит, столовая. Чуть дальше - две будочки типа сторожевых. Это тоже понятно.

Внизу блестело озеро. В озере отражался лес. По воде прогуливались равномерные волны, oтчего изображение леса было как на стиральной доске. Правее было поле. На нем возвышался огромный сеновал под крышей. Еще дальше болтались вокруг колышков две козы.

Пришли откуда-то стайкой наши девушки. Барабыкина среди них была как воспитательница детсада.

Девушки были девятнадцати-двадцати. Кроме Инны Барабыкиной. Остальных звали так : Наташа Наташа, Наташа, Вера, Надежда, Любовь. Ей-богу, я не шучу! Вера, Надежда, Любовь. Любовь была уже замужем, а Барабыкина уже нет. Остальные, следовательно, были невестами.

Чтобы проще было ориентироваться, мы разделили Наташ на просто Наташу, Наташу-бис и Тату. Тата вела себя очень бойко. Кто-то уже попытался к ней подъехать, но тут же отъехал.

Из сарая вышел Лисоцкий в белой панамке.

- Все слышали? - сказал Лисоцкий. - Чем больше мы заработаем, тем лучше поедим. Это будет наша стратегия... Петр Николаевич, - обратился он ко мне, - попрошу вас быть моим заместителем. Вы человек уже опытный, будете руководить молодежью.

- Шишка на ровном месте, - сказала молодежь Тата.

- Нами нужно руководить, - кокетливо сказала Барабыкина. Ей понравилось, что она тоже молодежь. Но Лисоцкий охладил ее пыл.

- Инна Ивановна будет поваром, - галантно сказал он.

- Никогда! - заявила Барабыкина. - Не умею и не хочу. Я даже мужу бывшему не готовила.

Понятно теперь, почему он от нее сбежал. Все посмотрели на Барабыкину с сожалением. А в повара пошли наша Вера и наша Надежда.

С любовью дело обстояло много сложнее. Лисоцкий это понимал, поэтому отозвал меня на конфиденциальную беседу. Мы говорили как мужчина с мужчиной.

- Надо что-то делать,- сказал Лисоцкий, глядя мне в глаза. Это чтобы я понимал подтекст.

- С чем? - спросил я, не понимая подтекста.

- Люди крайне молоды,- сказал Лисоцкий.- Природа настраивает на лирический лад. Вы понимаете?

- Нет,- сказал я.

- Не исключена возможность любви,- прямо сказал Лисоцкий.

- А! - сказал я.

- Вы представьте мое положение как руководителя. Проконтролировать всех я не смогу. Они начнут встречаться, ходить за ягодами, может быть, даже целоваться.

- А потом поженятся,- сказал я.

- А если не поженятся?

- Могут и не пожениться, - согласился я.

- Вот то-то и оно! Тогда возникнут неприятности. Представте себе, что кто-то из девушек... Вы понимаете?

- Нет, сказал я.

- Петр Николаевич! - воскликнул Лисоцкий.

- Понимаю,-сказал я.- Кто-нибудь из девушек...

- Господь с вами! - закричал Лисоцкий.- Я и думать боюсь!

- А вы не думайте,- предложил я.

- Я не могу не думать. Я руководитель... Нужно принять профилактические меры.

Как выяснилось, Лисоцкий имел в виду средства морального воздействия. Нужно было проводить культурные мероприятия, чтобы у них не оставалось времени на любовь. Этим должен был заниматься я.

Работа, еда, физические упражнения, подвижные игры. Песен у костра лучше не надо. Они настраивают лирически. Такова будет наша тактика,- сказал Лисоцкий.

Таким образом, я оказался заместителем Лисоцкого в поле, поскольку он взялся вести учет в конторе, а также массовиком-затейником по предупрежнию любви. Поэтому я сразу же стал приглядываться к народу. Кто на кого смотрит, как смотрит и зачем. Больше всего я опасался амбалов.

Продолжение 2.

Первая рабочая неделя

Утром мы съели первый свой завтрак, который соорудили Вера и Надя. И пошли в поле.

Поле было близко. Мы бы никогда не догадались, что это поле. Мы думали, это джунгли. Трава была в человеческий рост.

- Там, внизу, посажен турнепс,- сказал управляющий.- Нужно дать ему возможность вырасти, то есть выдернуть сорняки.

-А как он выглядит, турнепс? - спросил Яша.

- Сено-солома! Да вы увидите! Маленькие листочки у земли...

Дядя Федя нырнул в траву и несколько минут полэал там на четвереньках. Потом он вернулся, руке у него был бледно-зеленый листок.

- Вот! - сказал дядя Федя.- Это турнепс.

И снова уполз сажать его обратно.

Все заняли по грядке, и управляющий ушел. Народ тут же организовал вече.

- Колючки колются,- сказала Тата.

- Плотют плохо,- сказал дядя Федя.

- Мы сено убирать приехали, а не полоть,- сказал Леша.

- Надо бы поработать,- неуверенно сказал я.

Губит меня эта проклятая неуверенность! Нет у меня в голосе металла, необходимого руководителю. Люди это чувствуют и садятся на шею. И в данном случае все сразу же взгромоздились мне на шею. Они покинули грядки и разлеглись в тени под деревом. А поле лежало до горизонта суровым укором руководителю.

- Жрать хотите? Надо полоть! - сказал я.

- Не! Не хотим,- сказал дядя Федя.- У меня живот болит.

- Что, Петечка? - игриво спросила Тата.- между двух огней оказался? И нашим, и вашим?

Она сидела на траве в своих брючках из эластика, опираясь на руку. С нее можно было делать рекламную фотографию: "Отдыхайте в Карелии!" Остальные просто напоминали лежбище котиков.

- Я тебе не Петечка! - заорал я, белея.

- Мужлан! - сказала Тата.

- Ах, так? - закричал я.- Допустим!

И я бросился на сорняки, как князь Игорь на половцев. Я крошил их, выдергивал с корнем, бил промеж глаз, клал на лопатки, выбрасывал за канаты ринга, кажется, даже кусал. Земля сыпалась с корней, сорняки валились направо и налево.

Я углубился в поле, оставляя за собой ровную просеку. Назад я не оглядывался и не разгибался. Колючки царапались зверски. Кое-где попадался турнепс, но не слишком часто. Врагов было так много, что хотелось применить атомную бомбу.

Наконец я достиг горизонта и вышел на пригорок по другую сторону поля. Поясница ныла, руки были исцарапаны до плеч, глаза слезились. Вот так выглядят победители.

Я растянулся на пригорке и с удивлением обнаружил, что слева и справа от моей просеки воюют наши люди. Просека незаметно растворялась в общей широкой полосе. Первым меня догнал Леша и лег рядом.

- Обалдеть можно,- сказал Леша. Амбалы любят это слово.

- Как только большинство закончило, я снова кинулся в сорняки.

- Держите его, сено-солома! - закричал дядя Федя.

Но я уже летел в обратном направлении, как торпедный катер. На этот раз первым прийти не удалось. Меня опередил Леша. Я посмотрел на его грядку. Она была чистой, точно вспахана трактором. Ни одной травинки.

- А где турнепс? - спросил я.

- Увлекся,- сказал Леша.- Выдернул все под горячую руку.

Я объяснил, что пользы от такой прополки мало. Леша согласился. Потом я осмотрел остальные грядки. В основном народ правильно разобрался, где турнепс, а где сорняки. Только Яша вместо турнепса оставил какие-то цветочки. Он поэт и ко всему подходит эстетически.

Интересная все-таки штука - личный пример! Я совсем не руководил, старался только делать быстрее и лучше. А народ пыхтел, но работал. По-моему, дело тут в том, что у людей просыпается совесть.

Как-то незаметно пропололи половину поля. На грядки посматривали уже с любовью. Говорили: наше поле... моя грядка... Я вкалывал так, что даже о времени забыл.

Тата пошепталась о чем-то с амбалами и подошла ко мне.

- Петя! - жалобно сказала она.- Может, хватит на сегодня? Завтра сделаем больше.

Вот какие разговоры начались! Я разогнулся к сказал:

- Конечно, хватит! Уже две нормы сделали.

Тата обрадовалась, запрыгала и закричала, размахивая платком:

Конец работы! Конец работы!

И мы потянулись к своему сараю. Устал я предельно. Но было как-то приятно на душе. По дороге зашли в контору к девушкам. Тата вынесла мне воды в ковшике. Я попил, как в кино, когда запыленные солдаты проходят чераз деревню, а девушки дают им напиться. Струйки текли с краев ковшика за рубашку. Я чувствовал себя мужчиной. А Тата, вероятно, женщиной. Но я не знаю, не спрашивал.

Поработали мы таким манером три дня. А потом пошел дождь. В дождь мы официально не работаем. Потому что сыро и можно запросто простудиться.

Когда пошел дождь, народ сначала возликовал. Ликование продолжалось до вечера. Мы опять сидели на нарах, пили сухое вино и пели песни. К вечеру песни кончились, а дождь нет. В отряде начали проявляться симптомы загнивания.

Петр Николаевич! - сказал Лисоцкий, придя из конторы в прорезиненном плаще.- Я сейчас наблюдал, как Алексей в одних трусах валяется на нарах у девушек. И кладет голову, простите, им на бедра. Что это означает?

Это означает,- объяснил я,- что он сушит брюки у них на печке. Кроме того, это означает, что бедра мягче подушек... А на чьи бедра, кстати, он кладет голову?

- Этой... Как ее? Маленькой, черненькой...

- Тате, что ли?

- Ну да. Кажется, вы ее так зовете.

Кретин!--возмутился я.- Нашел бедра! Там что, Барабыкиной нету? Ей бы понравилось.

- Я прошу вас не отзываться так об Инне Ивановне...

- Простите,- пробормотал я,- Я хотел сказать, что ее бедра...

- Я не хочу ничего слышать,- прошептал Лисоцкий. У него задергалась щека, и он растворился в мутной пелене дождя.

Я схватил кусок полиэтилена, набросил его на голову и помчался к девушкам. Там все происходило так, как описал Лисоцкий. Леша в плавках лежал поперек нар. Голова его была на коленях у Таты. Тата сидела задумчиво и от нечего делать заплетала Леше косички. Косички получались длинные и тонкие. Леша лежал, прикрыв глаза, в состоянии, близком к нирване.

Барабыкина сидела по-турецки и курила, смотря в стенку. Собака Казимир спала иа чьей-то подушке. Наташа-бис вязала. За столом Юра, Наташа и Яша играли в карты. В дурачка.

В общем, притон.

- Тата! - сказал я.- Ты видела картину "Снятие с креста"? Там все как у вас. Леша похож на Иисуса, а ты на Магдалину.

Видимо, Тата кое-что слышала о Магдалине, Она стряхнула Лешу с колен и сказала:

- В гробу я ее видела, твою Магдалину. В белых тапочках.

Для тех, кто не понимает, могу перевести. Смысл этой фразы таков: знаем не хуже вашего, кто такая Магдалина и чем она занималась. Только этим нас не смутишь, и вообще, не ваше собачье дело. Вы, Петр Николаевич, глубоко мне безразличны и не вызываете никакой симпатии. Можете проваливать, откуда пришли.

Вот так это будет на русском языке. Видите, как длинно.

Леша с евангелием был плохо знаком. Поэтому он пока молчал. А я продолжил разговор на том же языке.

- Быстро ты подклеилась,- сказал я. Ну, это Леша прекрасно понял. Он сел и посмотрел на меня угрожающе.

- Мальчики,- сказала Барабыкина.- Кончайте петушиться! Давайте чем-нибудь займемся, Яша, прочитай стихи! Про любовь...

Яша оторвался от карт, томно взглянул на Барабыкину и произнес:

- Ты меня не любишь, не жалеешь... Разве я немного не красив?

- Ты давай свое,- сказала Инна Ивановна.

Яша покраснел, но прочитал свое стихотворение, где сообщалось, как он ушел ночью в зеленый туман, а девушка, стоя на углу, роняла слезы на тротуар. Слезы свертывались в пыли шариками и бежали по тротуару вдогонку за Яшей. Как мыши. По форме это тоже было красиво.

Не бывает зеленого тумана,- наставительно произнесла Барабыкина.

Яша зевнул и сказал:

- Ничего вы не понимаете в поэзии.

У нас Петя специалист по поэзии,- сказала Тата.- Он выучил стихотворение Лермонтова. И пудрит мозги девушкам.

Я плюнул и растворился в мутной пелене дождя. Как Лисоцкий. Только щека у меня еще не дергалась. Но задергается, я уже чувствовал. Интересно знать, почему Тата так умеет действовать мне на нервы? Редко кому это удается.

Я пришел в сарай, где спал в одиночестве Лисоцкий. Улегся рядом и заснул прескверным сном выброшенного из жизни неудачника. Перед самым засыпанием я успел подумать о том, как приятно должно быть, лежать головой на коленке Таты и быть заплетаемым в косички.

"Отрастить, что ли, волосы?"-подумал я во сне.

Снова наступила жара, и мы стали работать на сене.

Нас разбили на бригады по шесть человек и каждое утро развозили по разным полям. В моей бригаде оказались амбалы, Тата и Барабыкина.

Каждой бригаде придавался дед из местных жителей. Дед был главным специалистом по кладке скирды. Оказывается, это целая наука. И высшего образования тут мало.

Вообще, заготовка сена - интересное дело. Вот как это делается, на тот случай, если вам придется помогать какому-нибудь совхозу.

Сначала косят траву. Это делает специальная машина, называемая косилкой. Можно и вручную, косой. Трава лежит разбросанная по всему полю, пока не пожелтеет. Когда она пожелтеет, ее сгребают большими граблями, которые тащит лошадь. На граблях сидит мальчик. Он нажимает на рычаг, чтобы освободить грабли от сена. Еще он ругает лошадь. Больше он ничего не делает.

Когда мальчик с лошадью сгребут сено в валки, приходим мы. У каждого из нас есть вилы. Этими вилами мы изготовляем так называемые копны. Небольшие такие горки сена. Поле становится будто в веснушках от этих копен.

Дальше приходит дед. Он закуривает "Беломор" и говорит:

-Здесь будем ставить.

Потом дед уходит докуривать "Беломор" в тень. А к нам приезжает трактор. Я здесь описываю идеальный случай. Бывает, что сразу после того, мы изготовили копны, начинается дождь. Тогда после дождя нужно снова разбросать сено по полю, высушить и начать сначала.

Бывает, что дождя нет, но и трактора тоже нет. Трактор сломался. Трактор не лошадь, он ломается часто. Тогда мы сидим вокруг деда и разговариваем о жизни. Какая она была до революции, а потом до войны. Наконец приезжает трактор. Из него выходит тракторист Миша с наколкой на руке "Нет в жизни счастья".

Миша рубит первую попавшуюся березу и привязывает ее обрубленным концом к трактору. Получается волокуша. А дальше он ездит с этой волокушей от копны к копне, а мы бегаем за ним и перебрасываем сено на березу. В результате на березе получается большая гора сена, похожая на женскую прическу с начесом. И все это подвозится к деду.

- Я понятно излагаю?

Теперь мы перебрасываем сено с березы на деда. Миша в это время уходит на соседнее поле есть горох. Дед хватает вилами наше сено и закладывает основание скирды. Когда мы докапываемся до веток березы, дед ходит уже на высоте одного метра над землей.

Самое интересное начинается, когда дед ходит уже высоко. Длины вил начинает не хватать, уже прыгаем, чтобы забросить сено вверх.

- Насаживайте на шесты,- приказывает сверху дед.

Мы насаживаем вилы на длинные шесты. Шест с острым концом, чтобы втыкать его в землю. Тут начинается цирк. Пронзаешь вилами копну, делаешь упор на колено - и p-paз!

Черта с два! Копна тяжелая, шест не втыкается, а скользит по земле. И ты бежишь, стараясь сохранить равновесие. Потом конец шеста за что-то цепляется, копна медленно плывет наверх, а там, наверху, благополучно рассыпается и падает тебе на голову. Деду достается три травинки.

Когда я повторил этот номер пять раз, Миша не выдержал.

- Откуда у тебя руки растут? - закричал он.

- Из плечей! - огрызнулся я, отплевываясь сеном.

- Умственный работник! - сказал Миша.- Смотри!

Он схватил вилы и принялся закидывать копны вверх. Под наколкой относительно счастья в жизни перекатывались приличные мускулы.

- Пригнали столько народу! А работать не умеют!

- Если всю вашу деревню пригнать к нам в лабораторию на помощь, то тоже неизвестно, что получится,- сказал я.

- Не беспокойсь! - сказал Миша.- Получится!

Я немного потренировался и тоже научился закидывать копны вверх. А на следующий день поросился к деду в ассистенты. Мне хотелось овладеть искусством кладки скирд. Я люблю заниматься деятельностью, для которой не предназначен.

Дело нехитрое,- сказал дед.- Навивай на углы. Смотри, чтобы не заваливались. Середку забивай. И утаптывай.

Сначала я в основном утаптывал. Амбалы старались вовсю, пытаясь забросать меня сеном. Они меня чуть не проткнули вилами. Я едва успевал увертываться.

Все было бы хорошо, если бы не слепни. Они кусались в самый неподходящий момент, когда несешь вилами копну. Тогда мы попросили наших женщин работать перехватчицами слепней. Одна наводила другую.

- У Леши на шее! - кричала Тата.- У Яши на боку.

Барабыкина прыгала между амбалами и хлопала их по спинам и животам. Она вошла в такой азарт, что я испугался, как бы она не перебила амбалов заодно со слепнями. Яшу она хлопнула по боку так, что он рухнул на копну и минут пять извивался на ней от боли. А слепень все равно улетел, потому что у Барабыкиной плохая реакция.

После такого пекла мы искупались, и только тут до нас дошло, что первая рабочая неделя кончилась.

Продолжение 3.

Танцы в сельском клубе

Чтобы иметь средства для отдыха, мы сдали бутылки. Амбалы ползали под нарами и собирали их, как грибы. Дядя Федя был ошеломлен вырученной от бутылок суммой.

- И чего, спрашивается, мы работаем? - задумчиво спросил он,- Можно месяц прожить на бутылках.

Потом мы стали готовиться к танцам. По субботам в местном клубе танцы. Приезжает ансамбль из военно-спортивного лагеря для трудновоспитуемых подростков. Подростки тоже приезжают. Мальчики пятнадцати-шестнадцати лет. Получаются такие танцы, что с ума сойти.

В семь часов мы постучались в окошко к девушкам. Девушки уже накрасились и ждали нас. Мы призваны были защищать их от местных хулиганов. Местные хулиганы прибывали на грузовиках из соседних поселков. С ними прибывали девушки с распущенными волосами и в белых брюках.

Увидев наших девушек во всеоружии, я понял, что нам придется туго. По моим расчетам, местные хулиганы не должны были упустить такую добычу.

- Если будут бить ногами, закрывай лицо,- шепнул я Яше.

- А что, тебя уже били ногами? - поинтересовался Яша.

- Пока нет,- сказал я.

Я сбегал в наш сарай предупредить народ, чтобы были в боевой готовности, если чего. Народ в сарае играл в настольные игры. Мой клич был встречен без энтузиазма.

- Чего вы туда поперлись? - сказал дядя Федя.- Начистят вам фотокарточки, и вся любовь.

- Федор Степанович абсолютно прав,- сказал Лисоцкий.- Могут быть неприятности.

- Вы же сами говорили о физических упражнениях,- сказал я.- Современные танцы не настраивают лирически. Партнер и партнерша не контачат. Энергии они теряют вагон. Лучшее средство от любви.

- Не понимаю,- сказал Лисоцкий.- А Инна Ивановна тоже пойдет?

- Конечно,- сказал я.

- Не понимаю,- повторил Лисоцкий.

Когда я вернулся в клуб, наши уже плясали. Там было не протолкнуться. На сцене пятеро мальчиков в синих пиджаках с золотыми пуговицами чего-то кричали. По-английски. Трое с электрогитарами, один на барабане и один на электрооргане. Все как положено. Они были страшно серьезны.

Теперь танцуют коллективно. Так проще, потому что все равно неизвестно, где твоя партнерша. Я пригласил Наташу-бис, но она тут же потерялась в толпе, Я оказался в кружке девочек с распущенными волосами. Они выделывали что-то ногами, и плечами, и головой, а ручками ритмично поводили у лица. Как умывающиеся кошечки.

Я тоже стал дергать ручками у лица, И ножками шевелил очечь активно. Слава богу, девочки меня не замечали. Они были самоуглублены.

Грохот стоял такой, что я пожалел колхозных коров, находившихся неподалеку в своем коровнике. От такого грохота у них могло свернуться молоко. И вообще, они могли заболеть нервным расстройством. Нам-то что! А вот коровам это наверняка вредно.

Пока я думал о коровах, меня оттеснили дальше, и я стал прыгать рядом с местным хулиганом, который плясал что-то совсем уж замысловатое. Я позавидовал его координации. Руками он чертил окружности в разных плоскостях, а ногами стриг точно ножницами. Он взглянул на меня и чего-то разоткровенничался.

- Во дают! - сказал он.

- Неплохо,- ответил я вежливо. -

- Потрясно! - заметил хулиган.

- Вы не знаете, что это за песня? - спросил я, чтобы поддержать разговор.

- Ай лав дифферент сабджектс,- сказал местный хулиган.- Битловая.

- Какая? - спросил я.

- Битловая,- сказал он. Вероятно, это означало высшую степень похвалы.

Грохот оборвался, и я снова нашел наших. От них шел пар. Яшу уже можно было выжимать. А на щеках девушек можно было жарить блины - так они пылали.

Тут снова запели какую-то содержательную песню. На этот раз по-русски. "Люди встречаются, люди влюбляются, женятся..." Такая элементарная схема жизненного процесса. "Мне не везет с этим так, что просто беда..."

Я пригласил под эту песню Тату. То есть как пригласил? Я взял ее за руку, притянул к себе и прокричал в ухо:

- Пойдем танцевать?!

Тата что-то крикнула в ответ, и мы, не сходя с места, принялись прыгать, Я потом узнал, что мы танцевали шейк. Никогда не подозревал, что я умею танцевать этот танец. Рядом плясали амбалы. Все-таки городские амбалы лучше танцуют. Виртуознее. Яша умудрялся протаскивать Любу у себя под коленкой. Для этого он лишь слегка приподымал ногу. Они вытворяли штучки почище Пахомовой и Горшкова.

Потом все устали, и был объявлен перерыв. Для восстановления сил и выяснения некоторых отношений. Толпа высыпала на улицу курить. Кого-то уже ловили в темноте. Но нас пока не трогали. Присматривались.

Подошел Леша с местной девушкой. Отважный человек. Девушка мило улыбалась, но в разговор не вступала. Позже мы узнали, что она работает телятницей. Звали ее Элеонора. Для такого имени она была чуточку курносее, чем нужно.

- Отпусти Элеонору,- сказал я Леше.- Из-за твоей Элеоноры нам намылят шею.

- Пусть попробуют! - сказал Леша.

Мы вернулись в зал, и Леша демонстративно стал танцевать с Элеонорой прижавшись. При этом он холодно посматривал на Тату. Элеонора обхватила нашего Лешу руками за шею и повисла на нем, как полотенце. А Тата повисла на Яше. В буквальном смысле слова. Она тоже держала его за шею, но ноги у нее не доставали до пола. Яша таскал ее на шее, как хомут.

Тогда я пригласил Барабыкину. Ее еще никто из приглашал. Наверное, местные хулиганы принимали ее за чью-нибудь маму. Инна Ивановна прильнула ко мне немного по-старинному, но тоже достаточно плотно. И мы стали топтаться на месте, слившись в экстазе. Я чувствовал, как у меня из-под мышек текут струйки пота. Это было неприятно, потому что разрушало экстаз.

- Петя, пойдем на воздух,- сказала Инна Ивановна, коснувшись моего уха губами.

- Зачем? - спросил я.

- Жарко,- прошептала Инна, вкладывая в это слово много эмоций.

- Пойдем,- сказал я.- Только ненадолго. Мне нужно следить за порядком.

Мы вышли на улицу и сели на скамеечку под деревом. Мимо прошел какой-то тип, который нас внимательно осмотрел. Я подумал, что сейчас меня примут за кого-то другого. Меня часто принимают за кого-то другого. От этого одни неприятности.

- Дети...- вздохнула Барабыкина.

- Кто? - спросил я.

- Все,- сказала Инна Ивановна.- У них совершенно не развиты чувства. Как-то все примитивно просто.

Я молчал, соображая, куда она клонит.

- Все-таки в наше время было не так... Правда?

Я не стал уточнять, какое время она имеет в виду. Поэтому на всякий случай кивнул. Инна Ивановна взяла мою ладонь и стала всматриваться, Не знаю, чего она там увидела в темноте.

- Много увлечений,- читала она по ладони.- Но серьезен. Энергичен. Сильная линия любви...

И она сделала многозначительную паузу, не отпуская моей ладони.

- Мне нравятся застенчивые мужчины,- сказала она.

С чего она взяла, что я застенчив? Что я не лез с нею сразу целоваться, что ли? А мне не хочется. Если бы хотелось, я бы полез.

На крыльцо клуба выскочил одуванчик Юра.

- Наших бьют! - крикнул он и помчался за подкреплением.

Пришлось вернуться в зал. Хотя туда не очень хотелось.

Юра немного преувеличил. Наших еще не били. Просто человека три из местных стояли напротив Леши с глубокомысленным выражением на лицах. Бить или не бить? Между ними и Лешей происходили какие-то дебаты. Обычно это тянется от двух до десяти минут, пока кто-нибудь, устав от бесперспективности разговора, не съездит оппонента по уху. Нужно четко почувствовать этот момент. И бить первым.

Я протолкался в круг вместе с Барабыкиной.

- Ну, чего? - спросил я.

- А ничего! - ответил один из оппонентов.

- Ты чего? - сказал я.

- А ты чего?

- А ничего! - сказал я.

Разговор зашел в тупик. Никто ничего. Caмый момент бить по уху. А танцы, между прочим, шли своим чередом. Публика только освободила место для возможной драки. Барабыкина надвинулась меня грудью и умоляюще произнесла:

- Петр Николаевич! Не бейте их, я вас npoшу. Они извинятся.

Оппоненты были озадачены. Во-первых, тем, что не они будут бить, а их будут бить. А во-вторых они никак не могли взять в толк, за что нужно извиняться.

- Это за что же извиняться? - недоуменно спросили они.

- За бестактность! - заявила Барабыкина.

Местные хулиганы совсем завяли от такого интеллигентного разговора.

- Пошли, Генка,- сказал один.- Чего с ними связываться? Чокнутые какие-то.

В этот момент в зале появился Лисоцкий с красной повязкой дружинника в сопровождении дяди Феди и кое-кого из наших.

Для работников охраны общественного порядка ансамбль исполнит "Йеллоу ривер",- провозгласил мальчик со сцены.

И они завыли "Иеллоу ривер": "Желтая река" в переводе.

Мордобоя не получилось. Хулиганы отвалили в недоумении. Лисоцкий прошелся по залу в noвязке очень довольный собой. Потом Лисоцкий cнял повязку и пригласил Барабыкину. Он закружил ее, держа руку на отлете.

Я приглашал наших девушек в строгой очередности, чтобы не дать им привыкнуть к амбалам. Каждой я шептал что-то нежное. Для профилактики. Только Тате я почему-то не мог шептать нежного.

Все наши дружинники плясали. Только дядя Федя пристроился на стуле у стены и совершенно внезапно уснул. Под адский рев динамика.

Наплясавшись, мы разбудили дядю Федю и проводили девушек. Лисоцкий еще раньше исчез куда-то с Барабыкиной. Леша исчез с Элеонорой. Все-таки он достукается! Дядя Федя просто исчез.

Было три часа ночи. Фактически уже утро.

На следующий день, в воскресенье, мы отходили от танцев. За завтраком Лисоцкий был какой-то вялый. Он долго смотрел в кашу, шевеля ее ложкой, будто хотел там чего-то найти. Леша загадочно улыбался по поводу Элеоноры. Барабыкина смотрела на меня укоризненно. Тата была почему-то злая. Один дядя Федя был добрый. Он рассказывал, как мы вчера победили местных хулиганов.

После завтрака народ двинулся загорать и купаться. Я тоже спустился к озеру и зашел в кусты натянуть плавки. В кустах стояла Инна Ивановна. Она тоже чего-то натягивала. Ее сиреневый халатик валялся на траве. Инна Ивановна напоминала "Русскую Венеру" художника Кустодиева.

- Ах! - сказала Инна Ивановна.

- Елки-палки! - сказал я.- Простите...

Барабыкина не спеша продолжала натягивать купальник. При этом она смотрела мне в глаза гипнотически. Я застыл, как кролик под взглядом питона. Инна подошла ко мне и прошептала:

- Петя, я тебя не волную?

- Почему же...- пробормотал я.

- Пойдем купаться,- сказала она, дотрагиваясь до меня чем-то теплым.

- Плавки,- пискнул я.

- Надень, я отвернусь.

Дрожащими руками я натянул плавки, не попадая дырку для ноги. "Тоже мне Тарзан!--думал я,- супермен чахоточный!" Это я про себя.

Мы вышли из кустов и плюхнулись в озеро. На берегу сидела и лежала наша публика. Все, конечно, обратили на нас внимание. Яша сидел на камне с гитарой и пел только что сочиненную им песню о вчерашних танцах:

Танцы в сельском клубе.
Пятеро на сцене.
Я прижался к Любе,
Позабыв о сене.
Кто-то дышит сзади
Шумно, как корова.
Я прижался к Наде,
А она ни слова.
Знаю, в прошлой эре
Так не разрешалось.
Я прижался к Вере,
И она прижалась.
В этакой малине
Я совсем смешался.
Я прижался к Инне...
Тут я и попался!

Все дружно посмотрели на нас с Барабыкиной и заржали. Инна Ивановна чуть не потонула от возмущения. Она повернула голову к берегу и сказала:

- Дурачье!

- Яша, я с тобой потом поговорю,- пообещал я. Все заржали еще пуще. А Тата подошла к Яше и демонстративно его поцеловала в лобик. Яша закатил глаза и рухнул на траву, вне себя от счастья.

- Бывают же такие любвеобильные начальники,-сказала Тата.

У меня вдруг свело ногу.

- Тону,- сказал я не очень уверенно.

Барабыкина будто этого ждала. Двумя мощными гребками она приблизилась ко мне, схватила меня за руку и забросила к себе на спину.

- Не надо,- сказал я.- Лучше я утону!

Молчи, глупыш,- нежно сказала Инна и поволокла меня к берегу. Я лег на траву и принялся растирать ногу. Барабыкина попыталась сделать мне искусственное дыхание. Я отказался.

Слух о том, как меня спасла Барабыкина, разнеся быстро. Все ее поздравляли. И меня тоже. Дядя Федя после обеда отозвал меня в сторону и сказал:

- Казимир нервничает.

- Собака? - спросил я.

- Лисоцкий,- сказал дядя Федя.- Я его давно знаю. Ему такие бабы страсть как нравятся. А тут ты встрял.

- Да я не хотел вовсе!

- Крути лучше с этой пигалицей, с Таткой. Она по тебе сохнет.

- Не хочу я ни с кем крутить! - заорал я.- Никто по мне не сохнет! Я задание выполняю, что бы они не влюблялись!

- Ну смотри,- сказал дядя Федя.-- Не перевыполни его, задание.

 

Продолжение повести читайте: http://inter-68.narod.ru/avro0.html

Источник: http://inter-68.narod.ru/seno1.html

35
520
6