валеркина бабушка, вторая часть.

 вторая часть

Весело жилось Валерке у бабушки. Набегается на улице с друзьями, намерзнется прибежит в избу и на печку. Русская печка огромная, горячая. Лежит Валерка отогревается, наблюдает за бабушкой. Какая у него бабушка добрая и красивая. Никогда она у него не умрет, будет жить всегда!

У бабушки в деревне было прозвище, Талоиха. Сколько Валерка не спрашивал, бабушка отмалчивалась, не говорила.

Мама рассказала, в очередной свой приезд.

В молодости бабушка была статной, крепкой женщиной и имела силенку немалую . В работе не уступала здоровым мужикам. Как-то зашел спор. Сможет бабушка померится силой с самым сильным в деревне мужиком. Фамилия у мужика была Талой.
Вот в единоборстве бабушка и одолела Талоя, победила. И после этого поединка стали звать бабушку Талоихой.

Бабушка рано овдовела. Дед рано ушел из жизни. Простудился сильно. Поболел и умер. Осталась бабушка с малыми детьми, один Иван, только, самый старший жил отдельно. Между первым и вторым ребенком у бабушки была разница в семь лет.

Все умирали ребятишки, потом родилась дочка, валеркина мама, пошли погодки, все хлопцы, друг за дружкой, строем. Одни в бабушку, голубоглазые, волосы темно русые, высокие, крепкие, а другие кареглазые, волосы черные как смоль, а росточком не высокие, дробненькие, в деда.

Нужно было кормить, одевать, учить ребятишек. Да все были работящие в бабушку, хозяйство было справное лучшее в деревне. Бабушка сама не сидела и не лежала на печке и ребятишек своих держала в строгости. Все был послушные и работящие.

Бабушка знатная была стряпуха, в деревне лучше всех готовила. Научилась она готовить, когда жила в городе. Дед проходил срочную службу, а бабушка при нем, была у полковника кухаркой, экономкой и горничной. Вот там она и научилась всяким кулинарным премудростям.

Копчености и колбасы разные готовила на зиму. Особенно Валерка любил бабушкины жаренные карасики. Рядом с деревней было большое илистое озеро, где водились желтые караси. Некрупные, но очень вкусные. У бабушки была большая чугунная сковорода. Она чистила эти карсики, при этом внутри оставалась икра. Складывала их на ребро, в сковородку, заливала сверху сметаной и ставила томиться в русскую печку.

Все с нетерпением ждали, когда они приготовятся, сомлеют! Стол кухонный был огромный, сбитый из досок, некрашеный, добротный. Бабушка его ножиком скоблила до бела. Выставлялась сковорода с карасиками на средину стола и начиналось пиршество.

Съедалось все, без остатка, а сковородка выскабливалась досуха.



Жил Валерка у бабушки не тужил. Зимой бегал в валеночках-чесанках, бабушка специально вычесывала шерсть унучику на валенки, отдавала пимокату, чтобы валеночки были мягкие и легкие, чтобы Валерке ноги не натирала.

Да и полушубочек-нагольный справила бабушка. Ладненький такой полушубочек, тепло и легко было унучику в нем. Бабушка сама сшила полушубочек. Она и овечьи шкуры, овчины, сама выделывала, снимала с них мездру. Замачивала, дубила в бочке. Сначала в бочку с водой бросала кору с лозы, она настаивалась и делалась коричневой, потом туда кидала овчины, дубила. Много было возни с этими овчинами. Зато потом получались знатные полушубки, тулупы.

Завернешься в тулуп, оденешь валенки-чесанки, да шапку-ушанку и поезжай в санях, хоть за сто километров. Да и куда поедешь. До большого города далеко, только на поезде можно было добраться, а до станции ближайшей тридцать километров, зимой на санях, машин мало было, потом уже появились в к концу войны, студебеккеры. Им не страшна была грязь и бездорожье. А наши полуторки, да зисы, не очень грязь либили. Бегали только посуху.

Что в санях, что в машине в кузове было зимой холодно и все в дорогу одевали тулупы и валенки, чтобы не замерзнуть…

Сшила бабушка полушубочек, примерил Валерка и на улицу, друзья ждут, с горки кататься.

-Унучик, ты береги полушубочек…

Конечно, Валерка берег полушубочек, две минуты, пока до горки и санок не добрался. А там с ребятишками все забыл. Все наставления бабушкины. Домой пришел мокрый, весь в снегу, пуговицы у полушубочка с «мясом» вырваны.

- Ах ты, варнак, полушубок угробил. Щас я тебя пороть буду.

Валерка спрятался на печке, отогревается и дрожжит от страха.

А бабушка, прутьев со двора принесла, березовых. Строжится. Страху нагоняет и жути.

- Вот я прутья распарю в горячей воде, чтобы они не ломались и буду тебя пороть.

Худо Вларке и обидно, не сберег полушубочек. Ни разу бабушка его не наказывала, даже в угол не ставила, а здесь так рассердилась. Даже прутья замачивать собирается. Так и заснул, ожидаючи порки.

Да повезло Валерке, мама приехала на побывку, она в райцентре работала бухгалтером, бывала только по выходным, а то и через выходной. Добираться было тяжело, на перекладных, с оказией.

Привезла гостинца, конфет-подушечек кулек, это такое лакомство было! Валерка забрался к мамке на коленки. Бабушка простила, не стала наказывать, но прутья на палатях оставила, для острастки.

Да и никогда бабушка Валерку не наказывала. Как то нажаловалась маме на валеркины проказы, а мама у Валерки была горячая, вспыльчивая, стала ремешком Валерку пороть. А бабушка, бегает вокруг, охает, жалко ей унучика.

- И зачем я старая наплела всего…

А Валерка был проказник и оторва. То теленочка водой обольет. Он в углу на кухне стоял. Корова отелилась, а на улице морозы сильные, в пригоне мог замерзнуть теленочек. Вот, бабушка, его и занесла, поставили в угол. Сена кинула в угол, стоит теленочек радуется теплу и Валерке.

А Валерка, то как рад. Теленочек взбрыкивает и Валерка с ним. Водичкой плеснет на него, теленочек радуется и Валерка радуется, пока бабушка во дворе управляется, Валерка с теленочком радуются…

Потом теленочка увели к маме-корове в пригон, появились ягнятки. Кучерявые, темненькие, игривые. Опять Валерке развлечения. Играет с ними и они мекают. Ме, да ме, тоненькими голосочками. Прыгают по лавкам и даже на стол заскочат, катышками овечьими сыпят везде.
Да недолго они были, унесли к овечкам в пригон.

А то у бабушки найдет схрон, спички. Целые коробки. Интересно. Зажжет и потушит, а спичку обратно в коробок. Бабушке и невдомек, что внучек до ее запасов добрался.

Достала коробок. Чирк, чирк, а спички не горят. Головки то у них обожженные.

А здесь и весна пришла. Лужи появились. А у Валерки новые сапожки. Справил ему бабушка. Сапожник в деревню приезжал, чинил обувь старую, у бабушки на постой остановился. Она ему угол в горнице выделила. Вот за постой он и сшил унучику новые ладненькие сапожки.

Эх по лужам в них было хорошо бегать, за огородами лужи были чистые без грязи, земля еще не отошла, а вода уже появилась в ложбинках скапливалась, вот там Валерка и обновлял сапожки….

А как стелилось чуток, уже босиком носился Валерка и до самой осени. Все в деревне ребятишки босые бегали. Весной руки в цыпках, бабушка Валерке, машинным маслом их смазывала. Была у нее швейная машинка «Зингер», вот она из мензурки и капала на руки Валерке.

Этим же маслом она и валеркину попу смазывала, когда он на коне сбивал ее до болячек-корост.
Дядька Петрак обучал его езде на колхозном мерине, да не рассчитал, не заметил, как малец задницу себе стер.

Коней в деревне было мало. Основная тягловая сила была - быки. Цоб-цобе их звали, деревенские. Едешь на телеге, а в упряжке бык или два. Цоб-цобе, подгоняешь их. А то хворостинкой под хвост и зыыы, зыыы, гудишь, как будто оводы, слепни жужжат, вот они хвост задерут и ходу прибавляют, но недолго. Опять идут размеренным шагом.