Два просчёта композитора Ш. Секунда или как ловить миг удачи…
В 1894 году в небольшом городке или большом местечке, как хотите, Александрия, что находилось в Херсонской губернии Российской Империи родился мальчик по имени Шлойме Секунда. Когда ему было три года, семья переехала в город Николаев, где у отца была мастерская. В 1905 году, в год первой русской революции по городам и местечкам Украины и Бессарабии прошла волна антиеврейских погромов. После чего усилилась эмиграция евреев из Российской Империи. В 1907 году и семья Ш. Секунды переезжает в Америку и в 1908 году поселяется в Нью-Йорке. Сам Шлойме, начавший играть в еврейских театральных труппах ещё на Украине, в Соединенных Штатах получает музыкальное образование и активно работает в театрах, где ставятся спектакли на языке идиш. К 1919-1920 годам относятся его первые, достаточно удачные композиторские опыты. И постепенно он становится признанным композитором театра на языке идиш.
В 1890 году в небольшом венгерском городке Риск родился другой еврейский мальчик по имени Яков Якубович. В 1904 году и его семья эмигрирует в Соединенные Штаты. Поначалу юный Яков работает рабочим в мастерских, изучает портняжное мастерство, но тяга к искусству побеждает и в 1907 году он поступает на работу в театр на языке идиш. Сначала он поёт и играет, затем становится и режиссёром – постановщиком спектаклей. Круг его занятий весьма широк, он и актер и куплетист и режиссёр и продюсер и автор слов и автор музыки. На американский манер он становится Джекобом Джекобсом.
В 1932 году Ш. Секунда и Д. Джекобс вместе работают над спектаклем по пьесе, написанной Абрахамом Блюмом и названной им «Мен кен лебн нор мен лост ништ» («Можно жить, но не дают»). Пьеса ничем не выдающаяся, одна из тех, которые в больших количествах ставят еврейские театральные группы. Чтобы зрителям она понравилась её надо насытить пением и музыкой. Джекобс пищет тексты, а Секунда – музыку. Одна из песен к этой пьесе носит название «Бай мир бист ду шейн» («У меня ты такой прекрасный/прекрасная»). Эту песню в пьесе поют дуэтом двое молодых влюбленных людей и поют они попеременно, по строчке каждый, поэтому и даны два варианта названия: в мужском и в женском роде.
Пьеса имела обычную судьбу: где-то около года она продержалась в репертуаре театра, а затем сошла с репертуара и о ней начали забывать. Но песня зрителям понравилась и её авторы вполне резонно попытались извлечь из песни дополнительную выгоду. С 1933 и по 1937 годы предпринимаются достаточно энергичные попытки продать права на песню, но зрителям она нравится, а музыкальным издателям меньше. Авторы пытались продать и сам спектакль, предлагая его людям из Голливуда, тоже безуспешно. Наконец, в 1937 году удача на горизонте: музыкальное издательство братьев Каммен из Бруклина («J & J Kammen Co.»), издающее в значительных количествах и еврейскую музыкальную литературу, согласно приобрести права на песню. Долго не раздумывая Ш. Секунда соглашается. Не секрет, что многие авторы песен на языке идиш издают свои сочинения вообще на свои же средства. А тут и гонорар, да и реклама от издательства. Ш. Секунда получает 30 долларов, половину отдаёт Д. Джекобсу и забывает о песне, которой теперь полностью владеет издательство.
Эта часть рассказа о песне совершенно рутинна и обычна. Но дальше начинают происходить совершенно необычные события. Не успели высохнуть чернила на контракте, подписанном Ш, Секундой с издательством, как молодой человек двадцати с небольшим лет по имени Сэмми Кан оказался по делам на Манхеттене. С. Кан, которого в более молодые годы звали Сэмюэл Коэн, уже был настоящим американцем, он родился в Нью-Йорке, хотя его родители – обычные еврейские эмигранты из Галиции. Сэм имел музыкальное образование, играл на фортепиано и скрипке, великолепно владел английским языком и писал тексты для песен, которые звучали в фильмах, создаваемых в Голливуде и в спектаклях, играемых на Бродвее. Судьбоносным оказалось посещение С. Каном представления в Аполло Театре в Гарлеме (негритянский район, расположенный в самом центре Манхеттена). Здесь он увидел как две местные «звезды», которых звали Джонни и Джордж, исполняют ритмичную песню при активном соучастии экспансивных чернокожих зрителей. Однако, язык песни был не английский и вслушавшись Сэм с трудом, но распознал в нём исковерканный идиш.
Сэм оказался деловым и расторопным парнем. Он быстро выяснил и название песни и кому принадлежат права на неё. У него были деловые контакты с компанией «Уорнер Мюзик» («Warner Music Co.”), ветвью знаменитой кинокомпании «Уорнер Бразерс» («Warner Brothers»), к которой он тут же обратился с предложением приобрести права на песню. Компания владела собственным музыкальным издательством «Хармс Паблишинг» (“Harms Publishing Сo.”), которое связалось с братьями Каммен, без долгих разговоров продавших права на песню, права, которые стоили им гроши. Теперь Сэм засучил рукава и сел за работу вместе со своим постоянным соатором той поры, которого звали Саул Чаплин. При рождении он был Саул Каплан, тоже сын еврейских эмигрантов, но родившийся уже в Америке, ровесник Сэма. Текст песни был написан заново и по-английски, из старого текста сохранилась лишь первая строчка, давшая название песне, и повторявшаяся в каждом куплете. Музыка была оставлена такой как её сочинил Ш. Секунда, но ритм изменен под ритм свинга, который в те годы стремительно покорял Соединенные Штаты.
Далее Сэм разыскал трёх молодых певиц, никому не известных сестёр из Миннесоты, которые выступали с различными танцевальными оркестрами или участвовали в музыкальных ревю, под именем «Сёстры Эндрюс» («Andrews Sisters»). Любопытства ради заметим, что и здесь речь идёт о детях эмигрантов. Правда эмигрантом был лишь отец сестёр, он из Греции и его звали Петер Андреас и свою греческую фамилию он переиначил в американизированную Эндрюс, мать сестер – норвежского происхождения, но родившаяся уже в Америке. С. Кан имел превосходное чутье на таланты и выбор его был вполне удачным. Не успели сёстры начать исполнять новую песню, как та вызвала всеобщий интерес, а после того, как зазвучала по радио, сразу стала популярной по всей стране.
Благодаря этой песне и малоизвестное до того трио «Сестёр Эндрюс» делает большой шаг вперёд к своей долголетней славе. Многие считают эту группу лучшей женской вокальной группой в истории американской популярной музыки. В 1938 году до того совершенно не известные сёстры с песней «Бай мир бист ду шейн» попадают на первую строчку в регулярных опросах американских радиослушателей относительно популярности исполненных музыкальных произведений.
Разумеется, популярность естественным образом перетекла в коммерческий успех.Уже в 1937 году ведущая американская компания звукозаписи «Декка Рекордс» («Decca Records Co.») выпускает пластинку с записью песни. Нечего и говорить, что пластинку буквально сметают с полок магазинов. Песню начинают исполнять самые популярные оркестры со своими солистами, например оркестры Бени Гудмен, Гленна Миллера и Гая Ломбардо, поёт такая певица как Элла Фитцджеральд. Она перебирается через границы Соединенных Штатов и становится популярной в Европе, вызывая множество подражаний. Не становится исключением даже такое закрытое государство как Советский Союз, где появляются и исполняются «В Кейптаунском порту» или «Старушка не спеша дорожку перешла», кстати, популярные до сего дня, на музыку Ш. Секунды. Более того, даже авторство начали приписывать композитору О. Кандату, которому на самом деле принадлежит лишь музыкальная редакция, и джазмену Я. Скоморовскому, который исполнил эту мелодию со своим джаз-оркестром под названием «Моя красавица», считая песню своей. Дошла песня и до нацистской Германии, став популярной и там, пока нацисты не обнаружили её еврейское происхождение и не запретили её исполнение. Киностудия MGM использует песню в одном из своих фильмов, причём в исполнении такой звезды как Джуди Гарланд.
К 1949 году было продано 14 миллионов копий пластинки с этой песней, а к 1960 году авторские гонорары от её исполнения превысили три миллиона долларов. А что делал в это время Ш. Секунда? А ничего, сидел и смотрел как долларовый поток льётся в чужие карманы. Полагают, что он потерял где-то около 350 000 долларов из-за потери прав. Но мы в Соединенных Штатах. А в этой стране всё должно иметь хороший конец, был он и у нашей истории. В 1961 году срок действия авторских прав на песню, приобретённых издательским домом Хармс, истёк. Право на владение автоматически вернулось к Ш. Секунде и Д. Джекобсу. Теперь уже сам композитор вёл переговоры и подписал новый контракт. Ибо песня продолжала приносить неплохой доход, но заработки на сей раз пошли в карман автору. Более того, по существующему закону об авторских правах доходы будут принадлежать Ш. Секунде и в течение 75 лет после его смерти. Ш. Секунда умер в 1974 году. Так что кое-что перепадает и его наследникам.
Что можно сказать дальше? Во-первых, удача к Сэмми Кану пришла совсем не случайно. Он сам обладал многогранным талантом. В конце 50-х, в начале 60-х годов на экранах Советского Союза пошли американские фильмы с участием Марио Ланца, в которых немало красивых песен. К большинству тексты написал именно Сэмми Кан. Достаточно назвать две из них «Be my love» и «Because you are mine», популярных и до сего дня. Музыку к ним, кстати, написал уроженец Одессы Николас Бродский, тоже не последний человек в музыкальном мире Соединенных Штатов. Во-вторых, звучит это немного странно, но Ш. Секунда не очень переживал из-за своего просчёта и связанных с ним денежных потерь. Во всяком случае так говорил он сам. Он считал, что его призвание – писать серьёзную симфоническую музыку, а музыкальное оформление спектаклей было у него не столько для души, а сколько для заработка. Улыбка судьбы, но Ш. Секунду сегодня ценят именно как автора песен и музыкальных номеров к спектаклям на еврейской сцене, а его симфонические опусы не исполняются.
С одним просчётом Ш. Секунды всё ясно, а где же второй, обещанный в заголовке статьи? А здесь на сцене появляется ещё один персонаж, которого зовут Борис Томашевский (или иногда пишут Томашефский). Родился он в 1868 году в местечке Тараща, неподалёку от Киева, на Украине. В 1881 году семья его эмигрировала в Соединенные Штаты. Как раз в это время в Соединенных Штатах становилась на ноги театральная культура на языке идиш и юный Борис, обладавший хорошим организационным талантом, с юных лет стал активным участником этого культурного движения. Он и сам был превосходный актёр и певец и, разумеется, знал всех и всё в американской еврейской театральной жизни. В 1919 году, когда Ш. Секунде было лишь 25 лет и он только начинал свою композиторскую деятельность, опытный Б. Томашевский уже сумел разглядеть в нём большой талант. Ш. Секунда получил от Б. Томашевского заманчивое предложение. Вместе с другим чуть более молодым и столь же талантливым еврейским композитором сделать музыкальный спектакль для американской сцены, для Бродвея, где работали ведущие театральные труппы Соединенных Штатов. Второго композитора звали при рождении Яков Гиршович, он был сыном еврейских эмигрантов из Российской Империи, но родился он уже в Соединенных Штатах. Он согласился, стал работать на Бродвее и скоро стал Джорджем Гершвиным, который сегодня почитается как классик джазовой музыки. А Ш. Секунда отказался и продолжил работать на Второй Авеню с еврейскими театральными труппами. Б. Томашевский, а уж он то хорошо разбирался в театрально – музыкальных делах, считал обоих равно талантливыми, посему и хотел сделать из них команду, полагая, что один будет дополнять, а не забивать второго. Так Ш. Секунда не попал в классики.
По дошедшим до нас рассказам Д. Гершвин не обиделся на отказ. Оба композитора сохранили хорошие отношения, но при их встречах Д. Гершвин не забывал ехидно спросить: «Так ты не хочешь работать со мной?». Что ему отвечал Ш. Секунда мы не знаем и, видимо, не узнаем. Был ли отказ Ш. Секунды на предложение Б. Томашевского просчётом? Возможно, да, при этом куда более серьёзным, чем временная потеря прав на песню. Но ведь если бы Ш. Секунда согласился, то мы бы не услышали «Бай мир бист ду шейн».
Комментарии