России необходимы теория и идеология развития страны

На сайте депутата Государственного Собрания Республики Мордовия В.С. Бирюкова опубликовано выступление Ю.Крупнова (не редактированное) на Третьем круглом столе серии «Диверсификация российской экономики» по теме «Диверсификация с точки зрения рынка труда» (прошло 13.04.2010 в Доме экономиста, Москва):

Необходимы теория и идеология развития страны

Уважаемые коллеги, прежде всего, спасибо организаторам круглого стола за приглашение на, может быть, не столь помпезное с точки зрения внешнего освещения, вероятно, сколько с точки зрения содержательности обсуждение – круглый стол. А это самое важное.

Я бы не согласился с прозвучавшими здесь мнениями, что проблема в том, что лица, принимающие высшие решения, они – как бы отдельно, а люди, которые занимаются теоретическими в лучшем смысле слов разработками, – отдельно. С моей точки зрения – я не хочу обидеть здесь представителей академического сообщества, - но на сегодняшний день масштабных, как-то разделяемых значительным числом представителей науки разработок выхода России из кризиса и вообще развития страны, попросту нет. И в этом смысле, в этом смысле, вопрос не в том, что власть не догоняет науку, а наука – она впереди.

Проблема в том, что мы все – и наука, и власть, и общественность, и бизнесмены находимся в очень тяжелом положении, находимся в серьезном тупике. Вот мне кажется, это более соответствует реальности. Это первый момент. И здесь, я вот, как правило, с большинством положений Евгения Шлёмовича [Гонтмахера], который часто выступает в печати и за работой которого внимательно слежу, как правило, не соглашаюсь и хотел бы оспорить основные положения его выступления, но тема, которую он поднимает уже как минимум 10 лет, – о человеческом капитале, о социальной политике – она является, в общем-то, ключевой и приоритетной.

Я считаю, что сама возможность поднимать эту тему и обсуждать, она – приоритетна. Потому что на самом деле никакая экономика, никакая техника не решат вопросы социального развития, если мы социальную политику не сделаем приоритетом. Но вот здесь основная проблема. Я соглашаюсь с тем, что социальная политика, вопрос о человеческом капитале, о человеке должен быть ключевым – и президент недавно об этом говорил и призывал нас [ставить эту политику во главу угла].

Но здесь основной вопрос – а как эту социальную политику рассматривать? Потому что здесь существуют принципиально, на мой взгляд, три совершенно разные позиции и точки зрения. И, я не побоюсь этого слова, они не просто идеологические и мировоззренческие, а, я боюсь, они и фактически религиозные. Три совершенно разные позиции.

Одна позиция, она – понятная, она легко подвергается критики она нам всем не нравится, я уверен однозначно. Это позиция такого, в общем-то, достаточно малограмотного патернализма, рождающего иждивенчество. Все против иждивенчества, и это понятно. Но! С моей точки зрения гораздо страшнее иждивенчества есть еще паразитство и паразитарность как явления более страшные, чем иждивенчество. Потому что иждивенчество, которое нам всем не нравится, оно предполагает такое распределение продукта тем, кто за себя экономически и социально не может постоять и, в каком-то плане оно по крайней мере, по-человечески понятно. А вот вопрос о том, что мы фактически не только последние 20 лет, но и гораздо больше, не создаем новую экономику, новую социальность, вообще ничего не создаем, а пользуемся тем, что по факту есть. И пытаемся выжать из этого, насколько можно, максимально соки, и ну, как еще можно просуществовать.

Просуществуем еще пять лет, значит, пять лет. А может, и пятьдесят лет просуществуем? И здесь в этом смысле надо четко понимать, что мы находимся в ситуации, как мне представляется, прошу прощения, может быть, за резкие слова, но такого глубоко периферийного и паразитарного капитализма. То есть в этом смысле мы должны четко понимать сегодняшнюю свою ситуацию: нельзя несколько десятилетий не вкалывать, не работать – на всех уровнях, и на государственном, и на индивидуальном, и ждать, что вдруг мы как-то сейчас или завтра соберемся и что-то сделаем, и «Булава» полетит. Так не бывает.

И отсюда три позиции.

Первая позиция – такая патерналистская иждивенческая, она, безусловно, всегда должна иметь место по отношению к определенным категориям населения.

А вторая позиция – это, по сути, оптимизация и реструктуризация, которую я считаю лично очень опасной. Поскольку если вот взять, конечно, и примитивизировать то, что сказал Евгений Шлёмович, то речь идет о чем? Ну, ребята, мы оказались в определенной ситуации экономики, у нас есть проблема с расселением, с городами, дальше можно их тысячи [проблем] перечислить, но нужно социальность приспособить к этой ситуации. [Иными словами,] надо по одежке протягивать ножки, надо жить по средствам. И, опять же, эта позиция, она в бытовом плане понятная, но, на мой взгляд, она очень опасная тем, что уже мы никогда из этого больше не выберемся. И если мы сегодня, в том числе, эти остатки социальности фактически адаптируем, приведем в адекватность с абсолютно деформированной, паразитарной экономикой, тем самым мы [создадим положение, из которого] никуда уже больше не рванем, и у нас никаких шансов многие годы не будет.

Поэтому третья позиция – первая патерналистская, вторая – приспособление к существующий экономике, – и третья позиция – это все-таки позиция развития.

На мой взгляд, это совершенно другая позиция, которая требует ставить в том числе вопрос об общественном развитии, о совершенно другом человеке. Вот я помню замечательную статью Евгения Шлёмовича 2002 года, кажется, если не ошибаюсь, в «Московских новостях», «Гомо Советикус или Гомо Экономикус». Вот, мой взгляд, наша беда – это то, что мы делаем ставку не на какого-то Гомо Советикус, – это уже давно ушло в прошлое, это мы обсуждать не будем, – но фактически мы делаем ставку на Гомо Экономикус, из которого ничего не получим.

Потому что, во-первых, это невозможно. Григорий Ясин замечательно сказал, что русские традиционные ценности с точки зрения рыночной экономики низкопродуктивны. Поэтому, ну, мы не сможем за 10, за 20, за 30 лет, даже если кто-то хочет, так сказать, генетически модифицировать русские традиционные ценности, ну, мы просто не сможем их переделать. Я не обсуждаю, нужно или нет, я просто говорю чисто технологически. И отсюда возникает простой вопрос. Гомо Экономикус – человек, гоняющийся за прибылью, как замечательно сформулировал Евгений Шлёмович: «Люди стали суетиться на ниве зарабатывания средств», цитирую его статью 2002 года.

В этом смысле для меня это в каком-то плане приговор. Потому что – да, люди стали [по крайней мере] какая-то часть – суетиться, но мы все выпали из фундаментальных и технологических, и социальных инфраструктур. Поэтому даже вот когда Геннадий Александрович говорил об удочке, – а я понимаю прекрасно известную эту притчу по поводу «дать удочку», – но я бы сказал, что в этом есть какая-то страшная вещь. Потому что нужна не удочка. Нужны сейнеры, порты, я в том смысле, что нужна вся совокупность инфраструктур в [той же] мясной переработке...

Реплика. Об удочке – это образно. Образно!

Крупнов Ю.В. Я понимаю! Но здесь вопрос в том, что мы здесь уже все индивидуализировали, каждый человек должен суетиться и стремиться. А реальная среда, в которой он суетится и стремится, она – без социального развития, она – без возможности получить современное образование. Какая уж там конкурентоспособность на мировом, так сказать, поприще! Это уже вообще становится делом десятым.

И в этом плане мне кажется, все-таки нужна политика социального развития. Именно этот тип социальной политики будет препятствовать массе уже устоявшихся, к сожалению, предрассудков, в том числе циркулирующих в научных трудах последних 20–30 лет. Экономика и вот эта ставка на рыночную экономику – это не изобретение 1991 года, фактически это уже обсуждалось в той или иной форме в 1970-е и в 1980-е годы.

Поскольку возникла хорошая мысль: когда человек будет экономически вынужден работать, а еще где-нибудь процентов 5 населения будет за забором стоять в поисках работы, то те, кто внутри забора, они начнут работать на мировом уровне. Оказалось, ничего такого в России нет и, я уверен, никогда не будет. Никакими принуждениями к труду никогда нормальный, честный, качественный труд не появится!

Отсюда политика общественного развития треб пересмотреть все наши устоявшиеся положения. Вот простой пример. Здесь осуждается, и я вполне согласен с Евгением Шлёмовичем, и с другими, фактически наше всеобщее высшее образование. Понятно, что это идет за счет низкого очень качества – экстенсивной, так сказать, природы этого образования. Но, с другой стороны, только человек способен производить, только вложения в его образование [обеспечат его производительную силу в эпоху высоких технологий]. Ну почему мы должны все это примитивизировать?

Я хорошо, допустим, разбирался с «Северсталью», с конверторными цехами, там люди работают на «квазирабочих» специальностях с двумя высшими образованиями. Ну почему мы должны сразу человека загонять и сразу с 10 класса говорить: ты идешь в рабочие! Дошло до того что, Фурсенко говорит Путину, когда еще тот был президентом: вот, знаете, у нас очень многие люди обижены, они хотели бы выстроить нормальную жизнь, но получив высшее образование, им это не удалось. А если бы они пошли сразу в таксисты, то были бы счастливы. На мой взгляд, это абсолютно политика антиобщественного развития, и это страшно.

Прошу прощения, уж еще момент. Совсем смешно, когда 10 лет вводим ЕГЭ, который должен, по сути, обеспечить конкуренцию за доступ к бюджетному месту, а с этого года уже будет конкуренция за студента-абитуриента, а не за это место. Понимаете, что получается: принимаемые решения не адекватны реальной ситуации, и это, опять-таки, не обсуждая идеологическую часть. И заканчивая, хотел бы еще раз сказать. На мой взгляд, у нас проблема в том, что нет теории развития страны. Это фундаментальный пункт.

В этой теории социальное развитие, общественное развитие должно занять первое место. Иначе мы будем бултыхаться, по сути, на своих – я уже не говорю, какие хорошие, а какие плохие, – идеологических позициях. Понимаете, одни будут за рынок, другие будут за какую-то уже мифическую советскую реальность, третьи будут за какой-то прогрессивизм, но мы вместе будем находиться в разрушающейся по-прежнему стране. Спасибо.

Новиков А.А. Спасибо...

Зубов В.М. Вопрос я могу задать?

Новиков А.А. Да, конечно.

Зубов В.М. Вот прямо сейчас, по ходу?

Новиков А.А. Да-да, сейчас вам микрофон передадут...

Зубов В.М. У меня вопрос: а что такое социальное развитие, и чем оно отличается от других видов развития?

Крупнов Ю.В. Оно отличается очень простыми структурными характеристиками. Вот, например, 20 лет назад в Российской Федерации – в позднем СССР – количество людей, работающих в станкостроении, то есть производящих средства производства для страны, было почти в 20 раз больше, чем сегодня. Понимаете?

Реплика. А в других отраслях [совершенно не такая динамика, там другие показатели]?

Крупнов Ю.В. Знаете ли, я могу показать с точки зрения агрономической... Раз мы обсуждаем сегодня занятость. Поэтому, поэтому эти структурные характеристики и их совокупность, они прекрасно показывают: мы кто, прошу прощения, папуасы, которые уже забывают, откуда что берется, – самолеты откуда берутся, откуда берется новая стоимость? Или у нас есть некая структурная сложность, цветущая сложность, сопоставимая со структурной организацией труда в тех же Соединенных Штатах?

Фрагмент стенограммы Третьего круглого стола серии «Диверсификация российской экономики» по теме «Диверсификация с точки зрения рынка труда»