Залманзон Виктор Борисович. Восоминания о нем и о прозе жизни советского изобретателя.

Тогда я  порешил смотаться из ВНИИ мощного радиостроения им. Коминтерна в дневную аспирантуру  ЛЭИС. Но  тут  на время сдачи приемных экзаменов охрана нашей родной конторы меня просто-напросто неожиданно не выпустила через проходную, несмотря на предусмотрительно правильно оформленные для этого случая (отпускные за свой счет) документы. Я в то время уже бывал битым, но тут слегка озверел.
      Кто должен защитить права трудящегося? Конечно родной профсоюз! Особенно в связи с тем, что главным профсоюзным деятелем оказался мой старый добрый знакомый и наставник Юрий Алексеевич Меркурьев. И он сразу же начал действовать! Достал толстущую справочную книгу, где были сконцентрированы его права и обязанности и начал ее изучать! И вот не прошло и часа, как он выдал резюме этих исследований. Оказалось, что в этой книге нет ничего по интересующей меня тематике. И я усек, что советский профсоюз защищает трудящихся, но во многих совершенно иных ситуациях.
      Тогда я заготовил Заявление на увольнение и пришел с ним к начальнику отдела Виктору Борисовичу Залманзону. И тут, вдруг, в недолгой беседе он мне сообщил, что в нашей уважаемой конторе, оказывается, тоже есть своя вечерняя аспирантура, он не возражает, чтобы я туда поступил и даже, будучи кандидатом технических наук, согласен быть моим научным руководителем!!! Вот это - да: «Конечно, очень-очень-очень благодарю и постараюсь оправдать Ваши доверие, доброту и щедрость…»

      Скажу сразу: знаменитый в научных кругах мощного радиостроения Виктор Борисович оказался очень жестким руководителем. Назначал мне необходимые встречи: « В следующий четверг с 14-30 до 14-40». Я высоко ценил этот артистизм, но очень не любил его жесткие порки в особенности во время нашей рабочей беседы  со спонтанной демонстрацией мнимых попыток бестактно созвониться с третьими нежелательными для меня лицами. Но свои обязанности руководителя, в меру своей компетенции он выполнял ответственно: в текстах отчетов по НИР и диссертации тщательно отслеживал стилистические и грамматические ошибки, почти на каждой странице ставил ненавистные буквы «ДСП».

Правда, как позже оказалось, эти буквы вовсе не означали страшный для меня шифр «Для служебного пользования», а всего лишь его помету, что, мол, прочитал до сих пор. (Кстати сказать, почти половина из почти ста моих авторских свидетельств СССР имеют этот дурацкий гриф «ДСП», из которого следует не то что рекламирования изобретения, но даже недопустимость хранения этих документов дома. А в открытой печати даже сигнальная информация о таких изобретениях не разрешена. А если перешел на другую работу?.. Или изобретение внедряется в другой конторе?… Но при Совке бывало и хуже…).
     
      Зато с ним ходить в местные командировки было роскошно. Подобно грозовой туче он шел на проходную со своим развевающимся ярким шарфом и без документов испуганным охранникам, указывая на меня, заявлял: «Это со мной!». На мой восторженный взор отвечал: «Так и надо!».И все же, когда при мне ему звонили с первого отдела, все его лихость и артистизм  мгновенно исчезали, и на него было жалко смотреть…
об этом и подобном см. мои «Разноцветные воспоминания»

 www.proza.ru/2010/01/09/225

       Но, в конце концов, на мой взгляд, самое главное тестовое качество в мужчине это – благородство. Так вот, по отношению ко мне он никак не был особенно добрым, тем более на материальные поощрения, но всегда – благородным. Ни одного некорректного движения. Особенно это проявилось, когда я уже ушел на другую работу из Коминтерна, а он уже уйдя на пенсию, еще оставался моим научным руководителем. Его выступление на защите моей весьма далекой от его познаний и интересов диссертации было безукоризненно блестящим и, как всегда, артистичным. А мог бы этого и не делать.

     И вот за это я ему на всю жизнь благодарен, о чем, к сожаленью, не успел сказать ему, пока он еще был жив…