Сталин – современник Путина: борьба двух этих лиц выходит на первый план

В нынешнем году исполняется 80 лет трагическим событиям 1937 года.

Либеральная общественность реагирует на эту годовщину потоком статей об ужасах тоталитаризма, доказывающих неразрывную связь террора с коммунистическими идеями.

Но несмотря на три десятилетия постоянных разоблачений и кучу публикаций о сталинских преступлениях популярность генералиссимуса только растет.

В чем же причина этой популярности советского вождя, которая перекрывает популярность любого из ныне действующих политиков?

Да, говорить о позитивном рейтинге кого-либо из них, кроме Путина, не приходится.

Но и с Путиным всё как-то неважно.

Ведь как бы ни раздували его рейтинг социологические службы, в сравнении со Сталиным он проигрывает.

Случись в стране выборы, на которых покойный генералиссимус баллотировался бы против действующего президента, первый победил бы второго с разгромным счетом.

Несложно догадаться, что популярность Сталина среди граждан России – это оборотная сторона непопулярности нынешнего социального и политического порядка.

А также – отторжения народом идеологии и практики либерализма.

Тут связь самая прямая.

Чем больше либеральная публика увязывает пропаганду своих идей с разоблачением сталинизма, тем более позитивным становится отношение масс к «вождю народов».

Ведь ясно, что постоянные рассказы о прошлых преступлениях есть не что иное как попытка оправдать и обосновать преступления нынешние.

И формула Иосифа Бродского «ворюги мне милей, чем кровопийцы» превращается теперь в прямое прославление и пропаганду охватившего Россию истребительного воровства.

 

Однако в обществе зреют совершенно иные настроения.

Мысль о необходимости жестокого наказания воров становится настолько распространенной, что в перспективе тянет на новую национальную идею.

И если двадцать лет назад можно было защищать Сталина, утверждая что он велик несмотря на репрессии, то сегодня изрядное число людей начинает думать, что он велик именно благодаря им.

Это, конечно, не имеет ничего общего с пониманием исторической роли Сталина и трагических противоречий советской истории.

Но и речь у нас идет не о реально существовавшем человеке, умершем 5 марта 1953 года.

А об идеологическом образе, функционирующем сегодня в массовом сознании и являющемся не только совершенно живым, но, как и всё живое, развивающемся и меняющемся.

Вряд ли большинство из тех, кто сегодня отдают предпочтение Сталину перед Путиным, хотели бы сами жить в 1937 году или желали бы повторения тех событий сегодня.

Мало кто из нынешних людей был бы готов оказаться в застенках НКВД на месте «старых большевиков».

Однако с ещё большей уверенностью можно сказать, что люди, с ностальгией думающие про 1930-е годы, категорически не хотят продолжать жить так, как они живут сейчас.

Их явно не устраивает состояние, в котором находится страна.

И что бы ни говорили либеральные публицисты, стоит за этим не мифическая «любовь народа к палачам», а трезвая оценка сложившейся сегодня ситуации.

 

И тут, пожалуй, мы подходим к самому главному.

Растущая популярность Сталина отражает как стремление масс к социальным преобразованиям, так и неготовность за эти преобразования бороться, организовываться снизу, действовать по собственной инициативе.

Сталин в их понимании – вождь, который не только вел за собой, но и добивался результата.

Идти за таким вождем, даже если он жесток и непредсказуем, имеет смысл, ибо можно верить в его прошлые успехи.

Однако такого вождя в нашей сегодняшней реальности нет, он существует лишь в нашем воображении.

Парадоксальным образом на ту же воображаемую нишу долгое время претендовал и Путин.

По большому счету, воображаемый Путин всегда был даже менее реален, чем воображаемый Сталин.

Ибо успехи генералиссимуса так или иначе были историческим фактом, причем достигались в борьбе с мощными враждебными силами и драматическими обстоятельствами.

А успехи Путина в основном сводились к удачному пиару, опиравшемуся на благоприятные обстоятельства.

И в конечном счете именно эти обстоятельства были решающими.

Путин воспринимался как лидер, который вывел нас из ужаса 1990-х.

Но если говорить всю правду, таковым был лишь постольку поскольку.

Скорей Евгений Примаков сумел за время своего короткого премьерства переломить кой-какие экономические и социальные тенденции…

Но до тех пор, пока положение улучшалось, повышался и рейтинг Путина – реальный, а не нарисованный.

Для этого достаточно было просто закрепить в сознании людей связь между действующим президентом и положением дел в стране.

Что говорил и делал при этом реальный Путин, не имело большого значения.

Его речь в екатеринбургском Ельцин-центре, где он восхвалял своего предшественника и восхищался достижениями 1990-х, должна была бы стоить ему политической репутации, если бы он впрямь был политическим застрельщиком.

Но воображаемый Путин продолжал существовать в массовом сознании как ни в чем не бывало, потому что большинству людей безразлично, чем занимается реальный человек с той же фамилией, занимающий кабинет в Кремле.

В конечном счете рейтинг Путина тождественен вере в то, что положение страны и её жителей будет как-то само собой улучшаться безо всякой борьбы и безо всякого нашего участия.

Однако эта вера с каждым днем слабеет, сменяясь общим раздражением.

Оборотной стороной популярности Путина как символической фигуры, олицетворяющей нынешнее государство, является то, что никакие слова и действия уже не помогут, если доверие к государству подорвано.

А оно подорвано – не только у активистов, политизированной молодежи или сторонников каких-либо оппозиций, но именно, и в первую очередь, у обывателей.

 

В такой обстановке Путин может наловить еще сколько угодно щук, это ему не пойдет на пользу.

Если раньше ему прощали даже откровенно неудачные высказывания или поступки, то сейчас даже самый гениальный пиар, четко сфокусированный и виртуозно исполненный, не даст ожидаемого результата.

Скорее, он будет иметь обратный эффект.

Но даже если людям будет искренне казаться, что их раздражает видео президента со щукой, на самом деле их раздражает совершенно иное – уровень цен, зарплат, развал медицины и, главное, отсутствие личных перспектив в стагнирующей ситуации.

Символическая, то есть пассивная, аполитичная поддержка власти опирается на обывательский индивидуализм, победивший среди жителей России после краха надежд на преобразование СССР в ходе перестройки.

В тот момент, когда власть демонстрирует неспособность поддержать хотя бы стабильность, обеспечить хотя бы устойчивое неухудшение ситуации – пассивный патриотизм аполитичного индивида из прокремлевского превращается в антикремлевский.

И на место виртуального Путина приходит виртуальный Сталин, воплощающий представление об утраченных успехах прошлого.

Эта идеализация генералиссимуса ещё не означает ни поворота людей к социализму, ни понимания необходимости классовой борьбы.

И то, и другое придет лишь тогда, когда люди, перестав ждать магического спасителя, начнут действовать сами. Когда начнут учиться на собственном опыте, постепенно превращаясь из обывателей в граждан.

В этот момент им уже не понадобится виртуальный Сталин в качестве альтернативы виртуальному Путину.

Потому что они сами своими действиями породят новых, своих собственных, реальных героев и лидеров.