В этот год мы поняли, что демократически избранные лидеры больше не могут нас защитить

На модерации Отложенный

Финансовый кризис, прослушивание телефонов, а теперь еще и массовые беспорядки. То, что когда-то возмущало и сердило нас, сегодня вызывает только чувство бессилия

Когда смотришь эти ужасные кадры, сердце обливается кровью. Женщина выпрыгивает из окна горящего здания, владельцы семейного магазина наблюдают, как то, что было делом всей их жизни, превращается в пепел, какой-то подонок расстегивает рюкзак, висящий за спиной раненого подростка, и берет оттуда все, что ему нужно. Душа болит при виде того, как люди разрушают дома, где кто-то жил, превращая их в груды обломков.

Между тем, когда смотришь эти кадры, возникает и другое чувство, чувство, с которым мы уже свыклись, особенно в 2011 году, когда сенсационным новостям, похоже, нет ни конца, ни края. Я имею в виду ощущение бессилия.

Что больше всего расстраивает в данных новостных репортажах, так это поведение полицейских, старающихся держаться позади и не принимать участия в развитии событий. Они, по-видимому, чувствуют свое бессилие и невозможность остановить тех, кто разрушает и поджигает здания, грабит магазины и дома. Тот факт, что люди, которые по долгу службы должны нас защищать, демонстрируют неспособность сделать это и отступают, может лишить любого мужества и присутствия духа. Почитайте комментарии и сообщения в социальной сети Twitter. Они пестрят требованиями вроде «Это нужно остановить» или даже призывами «расстреливать мародеров на месте». Очевидно, что их авторов переполняет чувство бессильной ярости и отчаяние, они хотят, чтобы кто-то наконец начал что-то делать.

Проблема заключается в том, что мы постепенно свыкаемся с этим чувством. Другим новостным сюжетом, которому уделялось не меньше внимания в выпусках информационных агентств, был финансовый кризис. Мы следили за резкими колебаниями курсов ценных бумаг и индексов на фондовых биржах Лондона и других европейских столиц. В какой-то момент индекс FTSE [биржевой индекс, рассчитываемый газетой Financial Times совместно с Лондонской фондовой биржей] упал на 5%, причем это случилось после предыдущего массового обвала на биржах Лондона и Нью-Йорка. Те, в чьи обязанности входит предотвращение подобных явлений, снова оказались бессильными что-либо сделать, как-то помешать этому.

В понедельник Барак Обама, президент страны, имеющей, пожалуй, мощнейшую администрацию в мире, попытался снизить потери, настаивая на том, что Соединенные Штаты всегда будут «самым надежным в финансовом отношении» государством на нашей планете, однако его заявление не принесло никаких плодов. Уолл-Стрит продолжал спотыкаться и падать. В прошлом месяце лидеры европейских стран собрались в Брюсселе, чтобы обсудить и принять меры для борьбы с кризисом, охватившим еврозону. Они бросили в бой все свои резервы, однако спокойствие, наступившее на финансовых рынках благодаря их стараниям, продлилось ровно две недели, а затем проблемы вернулись. Удивительно, но единственная надежда в последнее время была связана с действиями людей, которых обычно осуждали за нерешительность. Этими людьми оказались не избранные лидеры, а руководители Европейского центрального банка (ЕЦБ).

Рынки Европы и США вынесли свой приговор, и этот вердикт, похоже, гласит, что демократически избранные правительства неспособны сделать то, что сделать необходимо, не могут справиться с ситуацией. На самом деле, именно данное соображение, вероятно, и заставило агентство Standard & Poor's понизить рейтинг Соединенных Штатов, отобрав у них статус на уровне AAA. Агентству хватило одного взгляда на Капитолийский холм, где республиканцы, казалось, были рады держать экономику США в заложниках, отказываясь повысить верхний предел разрешенного законом государственного долга, чтобы прийти к заключению: американская система функционирует так плохо, что не может больше считаться надежной и полезной.



Естественно, правящий класс любой страны будет сопротивляться такому убийственному суждению. Отсюда ритуальные призывы, адресованные министрам и мэру Лондона, в которых выражается желание, чтобы они прервали отпуска и вернулись в офисы, отсюда и созыв внеочередной сессии парламента в четверг. В основе этих двух действий лежит надежда на то, что политики смогут справиться с ситуацией и решить проблемы. В тот момент, когда я пишу эту статью, никто еще не знает, что случится во вторник. Тем не менее, многие, хотя и соглашаясь с тем, что Дэвид Кэмерон (David Cameron) и Борис Джонсон (Boris Johnson) обязаны прервать свой отпуск, сомневаются в том, что от их присутствия будет какой-то прок.

Удивительно, но скептическое отношение к эффективности действий демократически избранных политиков – а значит, и всей демократической системы – подтверждают и сами мародеры. Конечно, никто, кроме иранских государственных средств массовой информации, не называет их «участниками акций протеста», однако даже термины «мятежники» или «бунтовщики» выглядят неверными, ведь их смысл имеет некий политический подтекст. В действиях некоторых из них, особенно тех, кто устраивал беспорядки в Тоттенхэме в самом начале нынешнего кризиса, и впрямь существовала политическая подоплека – их гнев был направлен в первую очередь против полиции. Однако все остальные, последовавшие их примеру в Лондоне и других городах, похоже, не имели никаких других мотивов, кроме желания безнаказанно грабить и воровать. Это видно из того, что целями их набегов были не ратуша или, скажем, штаб-квартира тори, которую в ноябре прошлого года взяли штурмом студенты, а магазины таких компаний, как Dixons, Boots и Carphone Warehouse. Если эти люди и хотят сделать политическое заявление, то оно гласит, что политика для них ничего не значит.

Наряду с чувством отвращения к действиям мародеров, которое испытывают большинство граждан и разделяют представители обеих крупнейших партий – многие либералы тоже распространяются насчет ужасов вандализма – есть и другое, не менее сильное чувство, охватившее всех нас. Это ощущение того, что политики бессильны исправить ситуацию. Одним из аспектов скандала, связанного с взломом телефонных линий, который поразил и расстроил больше всего, является тот факт, что люди, олицетворяющие власть, т.е. полицейские и политики, на самом деле, не могли ничего сделать с руководителями медиакорпорации, которых, в отличие от политических лидеров, народ не выбирал. Мощь и сила компании News Corp резко контрастировала с трусливым поведением тех, кого мы выбираем и кому доверяем нашу защиту.

Вряд ли какой-нибудь год может сравниться с 2011 по обилию сенсационных новостей. Тем не менее, подобные неприятности случались и раньше – очевидным прецедентом могут служить, например, события 1981 года. Однако в предыдущие периоды нестабильности люди хотя бы надеялись на то, что, если власть попадет в другие руки или полиция станет действовать по-другому, ситуация изменится к лучшему. Сегодня, если и есть какой-то проблеск надежды, способный внушить чувство оптимизма, то он наблюдается в действиях простых людей, добровольцев, которые вышли, чтобы расчистить улицы Лондона от завалов и мусора, оставшихся после погромов. Что касается демократических институтов власти, то они выглядят слабыми и ненадежными.

Ирония судьбы заключается в том, что 2011 год запомнится еще и событиями так называемой «арабской весны», когда люди вышли на улицы в Сирии, Йемене и других странах ближневосточного региона. В то время как эти народы требуют демократии, мы, похоже, обнаружили, что наши демократические институты власти «заржавели» и стали неэффективными.

("The Guardian", Великобритания)